Танкисты Великой Отечественной (сборник)
Шрифт:
— А ну-ка идите сюда, голубчики. Конечно, война закончилась, но вопросы бдительности не снимаются. Вам что, не было приказано не расслабляться, не терять бдительность и боевую готовность?! Почему вы пьяны?!
— Товарищ полковник, мы не пьяные, мы просто выпившие. Я думаю, что Родина нас в этот день простит!
— Идите проспитесь.
— Есть!
Обращаясь ко мне, комбриг сказал:
— Смотри, с выпивкой поосторожней. — И на этом мы расстались.
Чуть позже, когда построили палаточный лагерь, я распорядился, чтобы при каждом приеме пищи на столе стоял графин с вином, благо его было в достатке. Но при этом я предупредил, что, если увижу хоть одного пьяного, больше ни одного графина с вином не будет. И за месяц ни одного пьяного я не видел! Как они это делали,
Днем пришел приказ: «Останавливать и реквизировать все машины, мотоциклы и велосипеды, которые идут по шоссе, ставить в парк», и мы выставили патруль. Машины нам отдавали без разговоров, а за каждый велосипед разгоралось сражение. Тем не менее за сутки мы отобрали почти тысячу велосипедов и выставили их в ряды. Я доложил командиру бригады, что велосипеды потрепанные, как трофей совершенно негодные, а люди плачут, обиженные нашим поведением. Тогда полковник отменил распоряжение о реквизиции велосипедов, но пока разбирались и раздавали отнятое имущество, опустилась ночь. Люди расположились поблизости от танков, чувствуя себя более спокойно под защитой наших войск. Разгорелись костры, в котелках варилась еда. Послышались разговоры на разных языках, хохот, песни, где-то играла гармошка. Я сидел у окна и блаженствовал. После разговора с Чунихиным ушли в сторону метания: я твердо решил остаться в армии. Я любил командовать и чувствовал, что у меня это получается.
После победы
В июне Мария, приехав в очередной раз ко мне, игриво спрашивает:
— Скажи, ты будешь обижаться?
— Интересно, чего мне на тебя обижаться?!
— Нет, ну будешь обижаться?
— Смотря за что.
Она мне сует предписание: «Сержант Мальцева направляется в распоряжение командира 1-го батальона капитана Брюхова для прохождения дальнейшей службы».
— Вася, ты же сказал, что когда будешь командиром батальона, то переведешь меня к себе.
— Ладно. Но теперь взаимоотношения будут складываться по-другому, я буду командовать, ты — выполнять мои команды.
Надо сказать, что я был взбешен.
— Опять шутишь?
— Я не шучу.
Я позвонил начальнику кадров бригады:
— Ты зачем ее мне направил?
— Она сказала, что ты сам просил.
— Что, ты не мог мне позвонить?! Позвонил бы мне, спросил меня. Вот что, делай что хочешь, но чтобы у меня ее не было.
Он ее опять вызвал, забрал предписание и вернул обратно в зенитно-пулеметную роту. Так мы с ней расстались. А через некоторое время я узнал, что она демобилизовалась и уехала куда-то в Московскую область. Уехала, мне ничего не сказав. После войны на встречах ветеранов бригады она не появлялась, а в конце 70-х кто-то сказал мне, что она умерла. Земля ей пухом…
Вскоре нас перевели в Меринг. Я остановился в доме зажиточного крестьянина. Дом был двухэтажный: наверху спальни, внизу обширная кухня, столовая, рядом коровник, свинарник, держал он и куриц. У него было до 20 коров, штук 15 свиней, и со всем хозяйством управлялись жена и две дочери, девушки 17 и 19 лет. Не скажу, чтобы они были красивы, но и не уродины. Во время войны у этого крестьянина были работники-военнопленные, но с приходом наших войск они, забрав продукты, ушли домой. Надо прямо сказать, что меня, да и не только меня, поразила организация труда на ферме. Я впервые увидел доильные установки, которые у нас появятся еще только лет через пятнадцать. У хозяев уже были молокопровод, сепаратор, маслобойка, холодильник. Они нас на целую эпоху обогнали! Это видел не только я, но и солдаты, которые в основном были из деревень. Первое время мы практически не проводили занятий, и они были предоставлены сами себе. Они ходили, изучали, что-то зарисовывали, прикидывали, что можно было бы применить у себя в хозяйстве. Конечно, бойцы испытывали зависть, и кто-то мог начать сомневаться в правильности нашего строя… Разумеется, велась контрпропаганда о том, что «мы готовились к войне, не успели», но эти 18 миллионов человек, что единовременно побывали за границей, посмотрели на этот уровень жизни, уже не могли жить так же, как и
С окончанием войны началась трофейная лихорадка. Мы, молодежь, больше интересовались вином, которое брали в подвалах. Тем не менее у меня в батальоне было порядка сорока трофейных грузовых машин, забитых трофеями же — тканями, продуктами. В личном пользовании у меня было три легковых автомобиля — «Форд», какая-то английская машина и немецкая легковая с дизельным двигателем, которую я реквизировал у хозяина фермы.
Командовать 2-м батальоном продолжал Саркисян. По моему мнению, это был дрянной человек. Он воевал в бригаде еще летом 1942 года и в августовских боях пропал без вести. Освободили его из плена в 1944 году в Румынии. Он легко прошел проверку, был восстановлен в воинском звании и прибыл в бригаду на должность заместителя командира 3-го танкового батальона, а впоследствии стал командиром 2-го батальона. О своем пребывании в плену Саркисян не любил распространяться. Надо сказать, что лет через десять, когда он был уже подполковником, заместителем командира полка, его арестовали и судили: дали не то 10, не то 20 лет за сотрудничество с немцами. Так вот этот Саркисян, как мне потом рассказывал Чунихин, все время докладывал ему:
— Вот вы все хвалите Брюхова, а он тоже машины имеет, наворовал!
— Покажи, где.
Он указывает. А я их постоянно прятал в разных местах, и никто их найти не мог, хотя и приезжали ко мне и искали. Он опять докладывает. Комбриг ему:
— Что же ты, сукин сын, докладываешь? У него же ничего нет!
— Да есть у него, куда-то перепрятывает.
Месяца через два после окончания войны я решил построить батальонный городок. Выбрал место километрах в трех от Меринга, собрал бывших плотников и столяров, поставил задачу. Большую часть имевшихся у меня продуктов — муку, крупы, консервы — я обменял у немцев на строительные материалы, койки, простыни и одеяла. Но не успели мы закончить строительство, как поступил приказ: срочно явиться в штаб бригады. Дело было под вечер. Собрались все комбаты и начальники служб. Комбриг начал совещание:
— Вы помните, что был приказ о том, что нужно сдать государству все неучтенное имущество, включая промышленные товары, технику, продукты?
Конечно, приказ был, но никто не спешил его выполнять.
— Так вот, — продолжил камбриг, — вышел новый приказ.
Он зачитал текст приказа наркома обороны о том, что выявлены случаи создания военнослужащими Красной Армии так называемых черных складов, и о том, что такое положение дел недопустимо и требуется навести порядок, а допустивших нарушения привлечь к самой строгой ответственности. Я сидел как на иголках: «Боже мой! Мы же все из машин сгрузили, сделали склады. У меня и свиньи, и стадо коров, что мы у хозяина реквизировали! Что же делать? Как же спрятать все это добро? Это же тонны!» А комбриг продолжал:
— Сейчас представители военной прокуратуры поедут в ваши подразделения проверять наличие «черных складов». Вы обязаны все им показать.
Я про себя подумал: «Хана!», выскочил с совещания, как ошпаренный, и помчался в батальон. В штабе меня уже ждал представитель подполковник юстиции. Я вбежал:
— Командир танкового батальона капитан Брюхов.
Подполковник представился.
— Цель нашего приезда сказали? — доброжелательно спросил он.
— Сказали.
— Когда приступим к осмотру расположения батальона? Сейчас или завтра?
— Лучше завтра, часиков в 10–11, — умоляюще попросил я.
— Это поздно. Давай в девять! — На этом он уехал.
Что делать? Я собрал весь личный состав, поставил задачу, и работа закипела. Подогнали и загрузили все грузовики, отогнали стадо коров километра за четыре, чтобы не слышно было, как они мычат. Свиней надо было забивать: два десятка их постреляли, я собрал всех, кто умел свежевать туши, и до утра мы разделывали мясо и солили его в бочках, благо соли было достаточно. Я также приказал давать мясо солдатам: пусть едят, сколько хотят, — и через два дня у меня весь батальон сидел в туалете, как дед Щукарь в «Поднятой целине». Часов в шесть утра мы все закончили, я прилег отдохнуть и только заснул, старшина меня будит: