Танкисты. Дилогия
Шрифт:
— Закончил, танкист? — по земляным ступенькам торопливо спустился помянутый особист. Бегло проглядел несколько исписанных листов.
— Молодец, разборчиво. В школе, наверное, отличником по чистописанию был.
Аккуратно собрав листки, спрятал их в полевую сумку:
— Потом просмотрю. Посиди в землянке, отдохни. Можешь спать, считай, свободное время. Только наружу пока лезть не стоит, договорились?
Дмитрий кивнул.
— Папиросы тебе оставляю, вода в ведре в углу. Если захочешь по нужде, у входа боец стоит, проводит. Да, и вот еще что, держи, лейтенант, — на стол легла его портупея, глухо брякнула о доски явно не пустая кобура.
— Личные вещи и документы завтра получишь, некогда сейчас. Отдыхай, танкист, — и вышел, оставив Захарова в недоумении. Похоже, что-то новое. Нет, за то, что доверяет, —
Пожав плечами, десантник проверил кобуру. Да нет, тут все честно, его пистолет, номер знакомый. И обойма полная. Хмыкнув, Дмитрий положил портупею на лежанку и вновь уселся за стол. Да, странно как-то…
Выкурив еще одну папиросину — самое страшное, он, похоже, начал привыкать к дрянному табаку из прошлого, — завалился на лежанку. Ну, а что еще делать? Разве что подвести краткие итоги. Итак, он снова на войне, как, собственно, и стремился, ежедневно зависая в «Танковой схватке». А то, что война больше не виртуальная, его даже радует. По крайней мере здесь он снова на своем месте. Тогда, много лет назад, Дмитрий так и не сумел окончательно вернуться из Афгана, навсегда оставшись в непокоренной горной стране. Так, быть может, хоть эта война вправит ему мозги, и он сумеет найти свое место в жизни? Пусть даже и здесь, в далеком прошлом?
Заснул Захаров на удивление легко, чего с ним давно не случалось. А вот проснулся… Неприятно просыпаться, когда сначала под тобой подпрыгивает лежанка, а затем в лицо обильно сыплет выбитой близким взрывом трухой и просочившейся между разошедшимися бревнами перекрытия землей!
На чистых рефлексах скатившись с нар, Дмитрий ошалело огляделся. Заполненная пылью землянка освещалась лишь неверным, скачущим светом опрокинувшейся набок «летучей мыши». Несколько секунд десантник завороженно смотрел на судорожные вспышки залитого керосином фитиля: одна, две… все, погасла окончательно. Помещение погрузилось в темноту; впрочем, ненадолго. Снаружи оглушительно бахнуло, взметнулась занавешивающая вход плащ-палатка, и внутренность на миг озарилась коротким всполохом. Ощутимо приложило по ушам, в нос шибануло знакомой тухлятиной сгоревшего тротила. Ого, совсем рядом рвануло! Похоже, не мина, а полноценный артобстрел…
По осыпающимся ступенькам, окончательно сорвав брезентовую завесу, ссыпался оставленный особистом караульный:
— Тарщ лейтенант, там… — и мешком рухнул на Захарова. Выпущенная из рук винтовка брякнулась рядом, едва не задев плечо десантника. Осторожно опустив бойца на земляной пол, Дмитрий торопливо ощупал его — после скоропостижного «выключения» керосинки землянка погрузилась во тьму, а снаружи, похоже, уже была ночь. Гимнастерка на спине успела обильно пропитаться кровью. Видимо, осколок — мгновенно ставшие липкими пальцы ощутили рассеченную куском иззубренного чугуна податливую человеческую плоть, практически провалившись внутрь. Судя по размерам и расположению раны — не жилец. Даже если позвоночник и не перебит осколком, то легкое разорвано в клочья раздробленными ударом ребрами.
Увы, не ошибся: караульный, издав короткий полувздох-полувскрик, внезапно обмяк на руках. Дмитрий автоматически проверил пульс на сонной артерии — кончено. Осторожно уложив бойца на пол, нащупал сорванную плащ-палатку и несколько секунд ожесточенно оттирал брезентом руки. И все равно кожу неприятно стянуло: знакомое ощущение, одно из тех, что он столько лет безуспешно пытался забыть, навечно вышвырнув из памяти — сначала водкой, затем — игрой…
Вход на миг снова осветило короткой вспышкой, спустя долю секунды пришел рокочущий звук взрыва. Но на сей раз рвануло куда дальше, даже ударной волны не ощущалось. Захаров на ощупь нашел портупею, торопливо перепоясался. Подхватил с пола винтовку и двинулся к выходу. Похоже, здесь его больше ничто не держит. Да и предупреждение особиста никакой силы уже не имеет. Какой смысл, если его завалит в землянке прямым попаданием случайного снаряда? Лучше уж поймать там, наверху, свой честный осколок. Может быть, хоть похоронят по-человечески и медальон заберут, зря он, что ли, анкету за Ваську Краснова заполнил? А то ведь, как вчера в кармашке шестигранный футлярчик нашел да крышку отвернул, так едва матом не выругался: пустым вкладыш оказался. А ведь
Снаружи, то бишь наверху, царил хаос. Собственно, до того момента, как он выбрался из землянки, Дмитрий попросту не знал, что его ждет снаружи — хотя бы потому, что и понятия не имел, где вообще находится. Увиденное не особенно порадовало и ровным счетом ничего не прояснило: видимая перспектива оказалась затянута поднятой взрывами пылью и дымом. Да и какая перспектива, когда кругом ночь? Периодически, вслед за нежным курлыканьем очередного падающего снаряда (угадал-таки, точно не минометы!), вздымался куст разрыва, на миг разбрасывающий вокруг изломанные тени, и следом приходил звуковой удар. Первые пару раз Захаров заученно бросался на землю, затем откровенно плюнул, поскольку немецкие снаряды ложились все дальше и дальше, а обогнать «свой» осколок, буде он решит соединиться с его телом именно в этой точке пространства-времени, все равно нереально. Метались люди, невдалеке дымно горело нечто неузнаваемое, искореженное, видимо, снаряд попал в автомобиль. Кто-то просто орал, кто-то требовал связи и матерился по поводу неведомого адресата, обещавшего помощь, кто-то ожидал прибытия медиков… и неожиданно Дмитрий понял, что немецкий прорыв продолжается. По крайней мере здесь, на этом участке несуществующего фронта. Похоже, именно оттого и спешил тот лейтенант госбезопасности, потому и вернул оружие. Ожидал чего-то подобного, хитрый жук. Неужели прямо сказать не мог, блин? А главное, документы не вернул. Где его теперь искать? С документами? И как, случись что, доказывать, что он — именно он, мамлей Краснов, а не выдающий себя за танкиста дезертир?
Остановив одного из бойцов, рявкнул:
— А ну, стоять! Лейтенант Краснов. Что происходит?
Чумазый паренек без головного убора, но с винтовкой в руках, плюхнулся рядом. Судя по петлицам на старого образца гимнастерке — пехота, царица полей:
— Так известно что, тарщ лейтенант! Артобстрел. Немецкий.
— Да понятно, что не китайский, — буркнул Дмитрий. — Слушай, пехота. Танкист я, меня только ночью разведчики из немецкого тыла приволокли, без сознания был. Даже не знаю, где нахожусь и что тут у вас вообще?
— А не врешь? — с подозрением в голосе осведомился боец, подтянув за ремень «мосинку».
— Да не дергай ты свой дрын, лучше на затвор посмотри, дурень! Как стрелять собираешься, если фриц попрет?
Парнишка вильнул взглядом, узрев забитый землей затвор со стоящей вертикально рукояткой.
— Виноват, тарщ лейтенант…
— Вот именно. Займись оружием… хотя знаешь, что? Некогда. На, держи, — Дмитрий впихнул в его руки винтовку погибшего караульного — на хрена ему эта дура, если он подобную только в музее и видел? Да и патронов — только те, что в магазине, аж целых пять штук. Несерьезно. — Давай, рассказывай.
— Так это, тыловики мы. А вона там, в балочке, рембат стоит, танки чинят. Еще дальше — госпиталь, раненых лечат.
«Угу, а еще дальше, «братка», где погибших хоронят», — мрачно докончил, правда про себя, Дмитрий, вслух же произнеся совсем иное:
— Рембат? — в голове забрезжила хоть какая-то идея. — Так, ясно. Рембат — это хорошо. Пошли, проводишь. Танки целые там есть?
— Та мне откуда ж знать? Наверное, есть, только…
ДУД-ДУХ! — метрах в пятнадцати поднялся очередной огненно-дымный фонтан, и Захаров повалил оторопевшего пацана на землю, чисто инстинктивно прикрыв телом. Утрамбованная подошвами почва ощутимо вздрогнула под ними, в воздухе коротко свистнуло несколько осколков, по затянутой комбезом спине пробарабанили выдранные взрывом комья земли.
— И чего лежим? — откатившись в сторону, Захаров поднялся на ноги. — Вперед, боец! Помирать прямо здесь и сейчас в мои планы не входит. Веди к рембатовцам, пока очередной подарок не прилетел.
— Ага… — совершенно ошалевший от происходящего пехотинец медленно встал. И неожиданно начал зачем-то тщательно отряхивать гимнастерку, хлопая себя по бокам. Вот же, блин… шок, видимо. Наверняка недавно на фронте. И уж точно, что впервые под обстрелом.
— Отставить! — рявкнул Дмитрий. — Оружие в руки — и бегом к ремонтникам. Давай! — и добавил пару ласковых, тех самых, своих любимых, усвоенных еще в Афгане.