Танос. Титан-разрушитель
Шрифт:
С каждым из последних слов он бил Таноса посохом по плечам и голове. Бил он слабо, но Танос притворился сраженным и рухнул на пол.
Ошейник. Если бы не он.
– Прошу прощения за мою дерзость, – процедил он сквозь зубы. У него не было никакого желания подлизываться к этому нелепому балбесу, но сейчас лучше было ему подыграть. Танос посмотрел на Роббо, который управлял ошейником.
Если б я только мог...
Его Светлость поднял палец, чтобы закончить собрание, но вдруг перегнулся и, задыхаясь, тяжело захрипел. Густая струя соплей и мокроты просочилась между губ и повисла,
– Помогите! – прорычал он.
Тот же самый инопланетный тролль подбежал к Его Светлости с грязным носовым платком и вытащил вязкую жижу из его рта. Это оказалось сложнее, чем ожидал Танос.
Его Светлость вытер губы подолом плаща.
– На чем я остановился? Ах да: отрабатывай должок! Это довольно просто. Я оказываю тебе услугу, ты отвечаешь мне тем же. Ты присоединяешься к моей армии, и как только мы доберемся туда, где ты сможешь убить для меня целую толпу, мы расквитаемся. Все ясно? – Он не стал дожидаться ответа. – Отлично! Рад, что мы все решили. Ты вроде бы поправился, так что мы выпустим тебя из медблока и дадим какое-нибудь полезное задание. Пока!
Аудиенция закончилась.
ГЛАВА 13
ТАНОСА поселили во влажной тесной каюте с Ча Райгором. Комната была настолько мала, что, стоя прямо, Танос бился головой о потолок, а если бы слегка потянулся, то мог достать руками до противоположных стен.
Ча посмотрел на Таноса и вздохнул:
– Забирай нижнюю койку.
В комнате стоял цветочный аромат, который Танос никак не мог опознать, что было логично: он никогда не покидал Титан. А Ча ни разу не был на Титане. Он прибыл из системы Сириуса. Вокруг звезды обращалось больше десятка планет, и все их Ча называл своим домом. Его народ был сродни перипатетикам, они странствовали по вселенной в поисках учеников, которым передавали свою мирную философию. Ча был толковым медиком и делал все возможное, чтобы выжить самому и помочь как можно большему количеству людей, попавших в, мягко говоря, скверные условия. Танос невольно сравнивал его со своим единственным настоящим другом, Синтаа. Казалось, у них нет совсем ничего общего. Задумчивый и тихий Ча был полной противоположностью общительному и шумному другу Таноса. Синтаа при любом удобном случае демонстрировал широкую улыбку, а Ча лишь благодушно поднимал уголки губ. И, конечно же, Синтаа никогда не покидал Вечный город, а Ча большую часть своей жизни скитался по краю галактики, проповедуя свое учение среди непросвещенных варваров.
Когда Ча говорил о дисциплине и мире, которых желал каждому встречному, Танос слышал в его голосе спокойную уверенность. Оказалось, Ча медитирует при любой возможности и при каждом удобном случае излагает свою философию.
– Видишь ли, Танос, – тихим голосом произнес Ча в первую же ночь перед сном. – Лучше всего представить вселенную в виде сада. Если мы заботимся о нем, все расцветает, и даже в тех местах, где трудно что-либо взрастить, становится лучше, ведь совсем рядом хорошие, ухоженные участки. Чем дальше распространяешь мир, тем больше вселенная склонна отвечать тем же.
Танос подумал о словах «распространять», «сад» и «удобрение». Казалось вполне логичным.
Конечно, вселенная ничуть не похожа на сад. Вселенная, насколько можно было судить, исходя из физики, являет собой циклический спазм материи и
– Во вселенной есть ритм и гармония, – продолжал Ча, – если они настроены, всем существам хорошо живется, вокруг царит мир. Верно и обратное: когда мы распространяем мир и покой, вселенная приходит в гармонию. Чем больше мира, тем больше к нему стремится вселенная. Разве тебя не восхищает красота дарованной нам вселенной?
– Интересно, когда эта проповедь кончится и я смогу наконец уснуть, – проворчал Танос, натянул на голову подушку и попытался погрузиться во тьму сна. Получилось у него далеко не сразу.
Он видел сон.
О ней.
Она сказала ему...
Он не мог вспомнить что.
ГЛАВА 14
ТАНОСУ поручили самое грязное дело: чистить укрепленный пульсопластик – все четыре тысячи сто двенадцать иллюминаторов «Золотой каюты», за которыми простиралась чернильная пустота космоса.
Он знал, сколько их, потому что считал, пока чистил. Когда добрался до последнего, команда разношерстных пришельцев и потерпевших кораблекрушение уже снова их испачкала, и пришлось начинать заново.
Он бродил и бродил по кругу. Нет старта, нет финиша. Такова была бесславная судьба Таноса, сына А’Ларса и Сьюи-Сан, потенциального спасителя Титана. Обладатель великого разума, который некогда изобрел идеальный, безболезненный и справедливый метод убийства, теперь был занят отмыванием окон от зеленоватой инопланетной слизи, которая затвердела и образовала щербатый налет.
Иногда ему нужно было долото. Первые два сломались.
Единственным преимуществом этого занятия было то, что Таносу приходилось обходить весь корабль. По дороге он видел многих товарищей по несчастью, попавших в «долговую кабалу», которые никогда не покидали своей части корабля. На бортовой кухне работала целая семья, которая вела происхождение от первых поваров на корабле – они ни разу не выходили дальше столовой. («Мой дед однажды относил еду Его Светлости в личные покои, – признался кто-то из них Таносу. – Когда вернулся, слова не мог сказать. Уж потом мы поняли: это потому, что Его Светлость отняли у него язык».)
Корабль был герметичен как в буквальном смысле (то есть на нем можно было летать в космосе), так и в переносном (почти никто никогда не входил на него и из него не выходил).
Здесь образовалось отдельное сообщество. Собственная валюта. Собственная культура, сплетенная из наследия десяти тысяч разных эпох и миров.
Танос пользовался привилегией перемещаться по кораблю. Пока он работал, никто его не трогал лишний раз. А некоторые рабы даже были рады его видеть. Вскоре он с изумлением понял, что дома, на Титане, его никогда так хорошо не принимали, как на «Золотой каюте».
Танос обнаружил, что помимо своего желания приспосабливается к ритму и цикличности жизни на корабле. Он привык и почувствовал себя уютно, ведь местные болваны приняли его лучше, чем элита на Титане, представители которой даже не думали о том, чтобы так тепло к нему отнестись. К собственному удивлению, Танос начал расслабляться и по характеру стал свободнее и раскованнее. Если бы не опасность, все еще грозящая Титану, и не гнетущее присутствие Его Светлости, Танос, возможно, даже полюбил бы жизнь на борту этого судна.