Таня Гроттер и перстень с жемчужиной
Шрифт:
В мире нет ничего моложе старой любви. В присутствии других преподавателей Медузия старалась называть Сарданапала на «вы». Сейчас, однако, такая необходимость отпала.
– Да, знал. Видел его за заседании предварительной комиссии, когда летал на Лысую Гору, – подтвердил академик.
– Это было недавно. А до того? Вспомни!
– Зербаган не из тех, кто любит общество. Я тоже, как ты знаешь, кабинетный червь. Хотя лет двести назад, кажется, мы встречались в Магществе… Совсем мельком встречались, на
– И он уже тогда был с посохом?
– Кажется, да… Он всегда с посохом. Точно… он пожимал мне руку, а в другой у него был посох, – рассеянно сказал академик.
По волнообразному колебанию его бороды заметно было, что Сарданапал думает уже о чем-то ином.
– Перстень… он и тогда уже был без камня, – вспомнил вдруг он.
Глава 2
Контрабас прибывает по расписанию
Когда человек достигает своего потолка, он ударяется об него и падает вниз.
Когда кто-то постучал в стекло, первой мыслью Тани было, что прилетел купидончик. Не отрываясь от конспектов, она привычно зачерпнула полную горсть печенья и дернула раму, собираясь произвести обмен. Ее оглушил страшный рев. За окном на новом громадном пылесосе, похожем на широкое хромированное ведро, восседал Баб-Ягун. Мощная, едва ли не в ногу толщиной, труба пылесоса была направлена вниз.
– Тук-тук! К вам можно? Это я, почтальон, привез кости на бульон! – воскликнул он жизнерадостно.
– Привет, Ягун! – сказала Таня.
Играющий комментатор наклонил голову и проницательно посмотрел на нее.
– И это все, чего я удостоился? Жалкого формального привета? Картина Репина «Не ждали»? – поинтересовался он не без ехидства.
– Я готовлюсь к экзамену!
– А, ну да! Экзамен у тебя как состояние души или как вечный насморк. У всех бывает, но не у всех проходит!.. Некоторые люди вечно ходят с салфеточками, сморкаются в них, а потом забывают где попало, как Попугаева.
– При чем здесь я?
– Да ни при чем. Не перестанешь ботанеть, станешь Шурасиком в юбке.
– Хорошего же ты обо мне мнения! И вообще: мне нравится Шурасик! – с обидой сказала Таня.
Ягун как обычно не полез за словом в карман.
– И мне, вообрази, Шурасик нравится! Но одно дело нравиться, а совсем другое быть похожим. Вот мне слон, к примеру, нравится. Разве из этого следует, что я мечтаю быть похожим на слона?
Шар сам подставился, чтобы влететь в лузу.
– Ты и так на слона похож! – сказала Таня, протягивая между Ягуном и слоном связующую нить.
Уши у Ягуна торчали так же, как в детстве, и так же рубиново пунцовели, когда сквозь них просвечивало солнце. Как в тот первый день в квартире
– Да, уши у меня козырные! Завидуешь – так и скажи! А что у нас тут? Приблудившиеся калории? Подкормка для сирот с крылышками?.. Нет-нет, не убирай! Оставлю себе на черный день! – засуетился Ягун.
Вскинув трубу, он ловко впылесосил с Таниной ладони печенье. Тетради белыми растрепанными птицами вспорхнули со стола и отправились в нутро пылесоса вслед за покрывалом с кровати.
Это был уже явный перебор. Труба забилась, и, силясь проглотить ком, пылесос стал сипеть и кашлять, как подавившаяся лошадь.
– Это тоже на черный день? – хмуро спросила Таня.
Ягун замотал головой:
– Я не виноват! Он сам зацапал! Я его нравственно порицаю! Нет, ну каков у меня пылесосище! Просто зверь, да? Летаю и словно уже в рай попал! Спецзаказ магробополитена! Представляешь, сколько в нем ватт?
– Так там еще и вата? Жуть какая! – легкомысленно сказала Таня.
Что ни говори, а магическое образование имеет свои пробелы. Ягун выключил пылесос, который и без того уже почти заглох, и, втаскивая его за собой, через окно влез в комнату. Большое зеркало, висевшее в углу, немедленно поймало его отражение и, забавляясь, принялось вертеть, переодевая в самые невероятные костюмы. Вот Ягун в белом врачебном халате со стетоскопом на шее, вот в кожаной куртке из драконьей кожи с красным пиратским платком на голове, вот в строгом костюме в стиле «а шли бы вы со своим прайсом», а вот и в набедренной повязке племени мумба-юмба…
– Ишь ты! А в форме пожарника слабо? – заинтересовался Ягун и тотчас получил желаемое. Из зеркала на Ягуна уставился щекастый восемнадцатилетний лоботряс в пожарной форме.
– Прикольное зеркало! Где украла? – спросил Ягун.
– Тетя Нинель выписала на Лысой Горе и прислала Пипе.
– Ясно. А Пипенция испугалась, что зеркало при посторонних покажет ее в купальнике, и передарила тебе? Вот они – истинные мотивы великодушия! – понимающе заявил Ягун.
Таня улыбнулась. Последние полгода она боролась с собой и старалась не говорить ни о ком плохо. Но не говорить самой и слушать – это разные вещи.
– Пипа и правда немножко располнела, – признала она осторожно.
– Вот и я говорю! Еще половина этого «немножко», и в Тибидохсе придется усиливать лестницы, – кивнул Ягун. – А теперь момент! Ич! Ни! Сан!
Он поочередно отщелкнул все три зажима и, сняв с пылесоса крышку, извлек из мусоросборника конспекты и покрывало. Конспекты Таня сразу схватила, а покрывало так провоняло русалочьей чешуей, что пришлось испепелить его боевой иск-рой. Никаких иных способов спастись от назойливой вони не существовало.