Таня Гроттер и посох Волхвов
Шрифт:
Зеркало было разбито вдребезги. Лишь несколько осколков, больше похожих на зубы, торчали в раме.
– Сфинкс ничего не смог сделать. Это случилось ближе к концу матча… Похоже, мне не стоило смотреть драконбол. Думаю, там, в Потусторонних Мирах, давно ждали подходящего случая… – сказал Сарданапал.
– Боги прорвались в наш мир, да? – спросила Таня.
Академик обернулся и задумчиво заглянул в разбитое зеркало.
– Еще нет, но уже почти… Нам дают последний шанс. Скорее всего, это произойдет сегодня ночью. Момент, которого я так ждал, наступил… Существовали причины, по которым тебя никак
Он подошел к столу и, открыв одну из тяжелых тумб, достал большую бутыль.
– Отхлебни! Это придаст тебе сил!.. Но не больше глотка!
Таня осторожно отпила. Жидкость обожгла ей гортань. Она закашлялась. По жилам распространилось живительное тепло. Озноб сразу прекратился. Сарданапал сам отхлебнул из бутыли – пожалуй, чуть побольше глотка – и заткнул горлышко пробкой.
– Только не говори Ягге, договорились?.. Это всего лишь слабенький бальзам из молодильных яблок, к тому же разбавленный на две трети живой водой и слезами русалок… Вот уж не пойму, почему после него запрещается управлять транспортными средствами и пылесосами! – убеждая сам себя, сказал академик.
Его носик застенчиво замигал. Глава Тибидохса собрался с мыслями.
– За час до полуночи мы с Меди телепортируем тебя в лопухоидный мир. Если тебе и придется лететь на контрабасе, то лишь в самом конце, уже перед самым домом. Согласна? – ободряюще сказал Сарданапал.
– А что мне делать у лопухоидов? Я надолго у них останусь? – спросила Таня, представляя себе, как будут счастливы Дурневы получить такой новогодний подарок.
Академик очень серьезно, даже строго воззрился на нее. Его разноцветные усы вытянулись в два восклицатальных знака.
– Тебе нужен честный ответ? – спросил он.
– Да, – встревожилась Таня.
– И откровенный?
– Да, – тревожась еще больше, сказала Таня.
– Тогда вот он: «Не знаю».
– Как – не знаете?
– Просто не знаю, и все! Ты должна найти посох и вернуть его Симоргу. Но как, и где, и при каких обстоятельствах это произойдет, не ведает даже Древнир. Знай я все наперед, поверь, я бы сам легко мог полететь к лопухоидам. Но ошибки в магическом мире исправляет лишь тот, кто их совершает… Ты впустила в мир Безумного Стекольщика – и ты должна устранить все последствия. Другого просто не дано!.. Единственное, что я могу, – дать тебе вот это! – грустно произнес Сарданапал.
Он порылся в карманах. Оттуда посыпалась всякая дребедень, больше уместная для малютки Клоппика, чем для убеленного сединами главы Тибидохса.
– Возьми! – академик протянул Тане свернутый пергамент. – Пока не заглядывай. Прочитаешь у Дурневых. Если посох рядом – он отзовется!
– Как отзовется? – не поняла Таня.
Но Сарданапал либо не услышал, либо сделал вид, что не слышал. Он вытащил пробку из бутылки и, понюхав, приложился к горлышку.
– Как бы не выдохлась!.. Или нежить высосет – в новогоднюю-то ночь… Ну, за благополучие Тибидохса! Чтоб светлых магов было больше, чем темных!.. – напутствовал он самого себя.
Напустив на лицо побольше безразличия, Таня вышла из кабинета. Безразличие, разумеется, предназначалось для Ваньки, однако Таня увидела лишь сфинкса, который не без интереса обнюхивал
– С Новым годом! Желаю тебе поменьше вредности! – обратилась к нему Таня.
Глава имени Чумы-дель-Торт
«В ЛЕСУ РОДИЛАСЬ ГРОТТЕРША,
В ЛЕСУ ОНА РОСЛА…»
А в Москве между тем валил снег, и город морально и нравственно готовился к встрече Нового года. Тарелки с салатом и бокалы еще не начинали своей ночной пляски, однако все уже было к ней готово. Москвичи, этот трудолюбивый народец, несли кто подарки, кто странно позванивающие сумки. Мужчины, даже малознакомые, подходили друг к другу и, точно члены мирового братства заговорщиков, обменивались загадочными фразами: «Ты как? Готов?» – «А ты?» – «Я давно готов».
Одни только Дурневы, до самозабвения любящие труд, не позволили себе отдохнуть даже в этот самый лучший, самый праздничный вечер в году…
Дядя Герман отложил молоток, отбросил зубило и вытер со лба пот. Председатель В.А.М.П.И.Р. был едва жив от усталости. Уже третий час он откалывал от ванны внушительные куски золота. Такое ответственное занятие бывший депутат больше никому не мог доверить. Рядом с папулей, как две пчелки-помощницы, летали и разве что не жужжали тетя Нинель и Пипа. Они складывали золото в большую сумку и по полу, вдвоем взявшись за ручки, волокли сумку к Котлеткиным.
За короткое время Котлеткины вновь стали самыми близкими друзьями Дурневых. Айседорка, как и прежде, принялась делать из Пипы фотомодель и даже раздобыла танк, чтобы было на чем возить Пипу на показы мод и по редакциям журналов. Если главный редактор упрямился и не хотел брать Пипочкино фото на обложку, танкисты начинали прогревать мотор прямо у него под окнами.
Генерал же Котлеткин строил планы, что вскоре дядя Герман займет в армейском министерстве какую-то немаловажную штатскую должность, связанную то ли с поставкой продовольствия, то ли с бетонированием радиоактивных могильников.
– Теперь в министерстве любят штатских. Это раньше у нас штатских дальше вахтерки не пускали, – заявлял генерал.
– Зачем штатским? Я и военным могу! У меня шпага есть! – кокетничал дядя Герман.
Котлеткин не спорил, а только улыбался. Он был человек скользкий. Предпочитал соглашаться, а сам уж знал наперед, что и как сделает.
Причина, по которой золото относилось именно к Котлеткиным, была очевидна. На кухне у них сидел приглашенный ювелир. Вставив в глаз лупу, он внимательнейшим образом изучал каждый кусок, тщательно взвешивал и вкладывал в особый пакет вместе с подписанной бумажкой.
Бедный ювелир выглядел таким же замотанным, как и дядя Герман. Счет золотым слиткам перевалил уже за сотню, да и общий вес впечатлял.
Для безопасности внизу у подъезда покуривал вызванный Котлеткиным армейский спецназ, переодетый в лыжные курточки, которые едва застегнулись поверх бронежилетов. На крыше сидели два снайпера и от нечего делать наблюдали в оптические прицелы за жильцами дома напротив, особенно интересуясь девушками, переодевавшимися к Новому году.