Таран
Шрифт:
– Которым очко в сортире драят.
Все трое засмеялись, незаметно косясь на терпилу. Тот спокойно ужинал, не подозревая, что переварить съеденное ему уже не суждено. Обычная судьба любого лоха. Живет себе и ни о чем плохом не думает, пока не приходит беда.
– Пойти сказать сверчку, чтобы отдохнул? – задумчиво произнес Губан, уставившись на сцену, где выводил трели скрипач. – Пиликает и пиликает. Шарики за ролики заходят от его пиликанья.
– У тебя всегда так, – успокоил Лом.
– Чего?
– Шарики за ролики. То тебе
– Ты меня заколебал сегодня, – произнес Губан. – О своих ушах беспокойся. А то как бы без них не остался.
Лом чуть не проглотил дымящийся окурок:
– Ты? Мне? Угрожаешь?
Шершавый взглянул на Лома и почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Ходили слухи, что когда-то он участвовал в подпольных боях без правил и насмерть забивал противников, уже поверженных, находившихся в отрубе. Поговаривали, что это именно он уделал Мамонта, известного кулачного бойца. Когда Лом наносил последние смертельные удары, секундант Мамонта выкинул белое полотенце. Но Лом все-таки уделал противника, просто так, из принципа. Теперь он буравил Губана пристальным взглядом и играл желваками, точно орехи челюстями перемалывал.
Но на Губана эта пантомима не подействовала.
– Предупреждаю, – спокойно сказал он. – Не доставай меня, понял?
Лом сплюнул в тарелку и засопел, как выключенный чайник, остывающий на плите.
Шершавый перевел дух.
– Пожрать бы, – сказал он, изучая сухую виноградную кисть. Не обнаружив на ней ни единой ягоды, он взял из стаканчика зубочистку и с остервенением принялся ковыряться во рту.
– Встал, – тихо произнес Губан.
– У тебя? – предположил Лом. – На телок поменьше пялься.
Новая словесная перепалка не состоялась.
– Терпила встал, – уточнил Губан, вытирая липкие пальцы салфеткой. – Значит, так, если в сортир завернет, то там прямо и мочим.
– Втроем пойдем? – удивился Шершавый. – Не тесновато будет? В сортире не очень-то развернешься.
– Я один его уделаю, – предложил Лом. – Настроение не в дугу. Может, от вида кровянки исправится.
– Но бабло все равно на троих делим, как договаривались, – быстро предупредил Шершавый.
– Само собой.
Губан шумно сглотнул:
– Будь по-твоему, Лом. Мы с Шершавым на подхвате. Начнет кочевряжиться клиент – подключимся.
– У меня не покочевряжишься, – мрачно сказал Лом. – Будет мычать, как корова, и захлебываться кровью. Я его, суку, на куски порежу. Из-за него весь вечер угробили.
Он допил последнюю рюмку, позвал официантку и бросил на стол несколько мятых купюр. Все трое встали и неспешно двинулись за терпилой, покидающим ресторан.
Таран и в самом деле не подозревал о готовящемся нападении, но лохом он не был. Служба в спецназе и время, проведенное за решеткой, приучили его быть начеку.
Расплатившись с Людой, он отпустил ей пару дежурных комплиментов и неспешно покинул зал, размышляя, не стоило
Помрачнев, Таран направился к выходу, но, прислушавшись к своим ощущениям, решил, что не мешает наведаться в туалет. Не на улице же отливать!
Вестибюль, если не считать какой-то пьяненькой бабенки, причесывающейся перед зеркалом, был пуст. Задремавшего швейцара видно не было за гардеробной стойкой, а может, вышел покурить на свежем воздухе.
Свернув в коридорчик, Таран толкнул дверь, украшенную черным мужским силуэтом. На полированной поверхности двери отразилось какое-то движение. Слегка повернув голову, Таран заметил краешком глаза мужчину, идущего следом.
Один из троицы, шушукавшейся в зале!
Ничего особенного в том, что этому типу тоже захотелось опорожнить мочевой пузырь, не было, и все же Таран насторожился. Мужские туалеты – это такое место, где кафельные стены частенько оказываются забрызганными кровью, а зеркала разбиты неосторожными кулаками. Можно сколько угодно называть их на западный манер «комнатами для джентльменов», но Курганск от этого не сделается лондонским Сити.
Вместо того чтобы направиться прямиком к писсуару, Таран подошел к умывальнику и принялся стряхивать с куртки невидимые соринки. Не хотелось ему оказаться застигнутым врасплох с расстегнутыми штанами. Пускай сперва рассупонится этот угрюмый громила со скособоченным носом.
Вошедший в туалет Лом выдал себя поведением и взглядом. Во-первых, он запнулся, обнаружив, что Таран находится не возле ряда подвесных фаянсовых горшков, а справа. Во-вторых, его глаза, отразившиеся в зеркале, сверкали лихорадочным блеском.
Все это можно было отнести на счет выпитого алкоголя. Кривоносый и его дружки порядочно приняли на грудь.
Но правая рука вошедшего! Она находилась под курткой и явно готовилась извлечь оттуда не шариковую ручку и не блокнот, чтобы попросить автограф у приезжей знаменитости!
Следя за Ломом в зеркало, Таран напрягся. И очень правильно сделал. Инстинкт его не подвел. В кулаке, вынырнувшем из-под куртки, сверкал клинок, похожий на шило. Это было что-то вроде заточки, но лезвие, как успел отметить Таран, было слегка расплющено и заточено по краям. Стилет. Незаменимая вещь, когда требуется убить человека, не перепачкавшись в крови. Клинок вгоняется в сердце и остается там, на манер пробки в бутылочном горлышке. Если его предварительно подпилить, а потом обломить, то очень непросто обнаружить, куда и чем нанесена смертельная рана.