Тарас Шевченко - крестный отец украинского национализма
Шрифт:
В конце жизни он создает «ГІМН ЧЕРНИЧИЙ» (1860), в котором якобы от имени монахов богохульствует:
Удар, громе, над тим домом, Над тим божим, де мремо ми, Тебе ж, боже, зневажаєм, Зневажаючи, співаєм: Алілуя! Якби не ти, ми б любились, Кохалися б, та дружились, Та діточок виростали, Научали б та співали: Алілуя! Одурив ти нас, убогих, Ми ж, окрадені небоги, Самі тебе одурили І, скиглячи, возопили: Алілуя! ТиНенависть к священникам была у него такой, что и мертвых Шевченко не оставлял в покое. В 1860 году умер митрополит Петербургский Григорий, который кроме всего прочего был известен протестом против изготовления женской одежды из тканей, разрисованных крестиками. Вот издевательский отклик на смерть митрополита:
Умре муж велій в власяниці. Не плачте, сироти, вдовиці, А ти, Аскоченський, восплач Воутріє на тяжкий глас. І Хомяков, Русі ревнитель, Москви, отечества любитель, О юбкоборцеві восплач. І вся, о Русская беседа, Во глас єдиний ісповєдуй Свої гріхи. І плач! і плач!Аскоченский - русский журналист из «Русской беседы». Хомяков - русский религиозный мыслитель и поэт. В своем дневнике Шевченко дважды переписал его стихотворение «Кающаяся Россия». Очевидно, ему нравилось, когда каются другие. Самому, правда, подобное и в голову не приходило.
Его не устраивает ни существо православия, ни обрядность Православной Церкви. Вот впечатления от пасхального богослужения 1858 года: «… В 11 часов я отправился в Кремль. Если бы я ничего не слыхал прежде об этом византийско-староверском торжестве, то, может быть, оно бы на меня и произвело какое-нибудь впечатление, теперь же ровно никакого. Свету мало, звону много, крестный ход, точно вяземский пряник, движется в толпе. Отсутствие малейшей гармонии и ни тени изящного. И до которых пор продлится эта японская комедия?
В 3 часа возвратился домой и до 9 часов утра спал сном праведника.» Почему же не святого?
На другой день - у М.С. Щепкина: «Христос воскрес!
В семействе Михайла Семеновича торжественного обряда и урочного часа для розговен не установлено. Кому когда угодно. Республика. Хуже, анархия! Еще хуже, кощунство! Отвергнуть веками освященный обычай обжираться и опиваться с восходом солнца. Это просто поругание святыни!».
Ну, зачем же обязательно обжираться и опиваться, ироничный наш кобзарь? Почему бы не отпраздновать застольем великий праздник православных христиан, да еще после 40-дневного Великого Поста? Конечно, если постился. Если же не постился, не каялся в грехах, не молился и не рад Воскресению Христа, то и праздновать нечего. Тогда постоянный безбожный праздник всегда с тобой.
Отвратительна для Тараса Шевченко и православная иконопись: «Проходя мимо церкви святого Георгия и видя, что двери церкви растворены, я вошел в притвор и в ужасе остановился. Меня поразило какое-то безобразное чудовище, нарисованное на трехаршинной круглой доске. Сначала я подумал, что это индийский Ману или Вешну заблудил в христианское капище полакомиться ладаном и деревянным маслицем. Я хотел войти в самую церковь, как двери растворились, и вышла пышно, франтовски разодетая барыня, уже не совсем свежая, и, обратяся к нарисованному чудовищу, три раза набожно и кокетливо перекрестилась и вышла. Лицемерка! Идолопоклонница! И наверное б… И она ли одна? Миллионы подобных ей бессмысленных, извращенных идолопоклонниц. Где же христианки? Где христиане? Где бесплотная идея добра и чистоты? Скорее в кабаке, нежели в этих обезображенных животных капищах. У меня не хватило духу перекреститься и войти в церковь; из притвора я вышел на улицу, и глазам моим представилась по темному фону широкого луга блестящая, грациозно извивающаяся красавица Волга. Я вздохнул свободно, невольно перекрестился и пошел домой.» (1857).
«… Зашел в собор послушать архиерейских певчих. Странно, или это с непривычки, или оно так есть. Последнее вернее.
Нерукотворенный чудовищный образ, копия с которого меня когда-то испугала в церкви Георгия. Подлинник этого индийского безобразия находился в соборе и замечателен как древность. Он перенесен из Суздаля князем Константином Васильевичем в 1351 году. Очень может быть, что это оригинальное византийское чудовище» (1858).
При таком отношении к византийским иконам неудивительны уже следующие оценки религиозной живописи: «Один мой знакомый, не художник и даже не записной, а так просто любитель изящного, смотря на «Покров Божией матери», картину Бруни, в Казанском соборе, сказал, что если бы он был матерью этого безобразного ребенка, что валяется на первом плане картины, то он не только взять на руки, боялся бы подойти к этому маленькому кретину. Замечание чрезвычайно верное и ловко высказанное» (1857). Да уж, ловко. Ничего не скажешь.
Здесь следует напомнить слова святого Василия Великого: «Икона - молитва, изобразительно выраженная…Оскорбление иконы - святотатство, ибо оскорбляется не живопись, а Первообраз».
Итак, выясняется, что всю свою жизнь Шевченко трудолюбиво оплевывал буквально все аспекты жизни Православной Церкви.
Богохульство - не только главный нерв писаний кобзаря. Оно еще и образ его жизни, который гармонично сочетается с регулярным пьянством. Вот образец пьяного богохульства на сакральном церковнославянском языке. Собутыльник нашего героя записывает в его дневнике (поскольку у хозяина дрожат руки с перепоя): «Так как от глумления пьянственного у Тараса колеблется десница и просяй шуйцу - но и оная в твердости своей поколебася (тож от глумления того ж пагубного пьянства), вследствие чего из сострадания и любви к немощному приемлю труд описать день, исчезающий из памяти ослабевающей, дабы оный был неким предречением таковых же будущих и столпом якобы мудрости (пропадающим во мраке для человечества - не быв изречено литерами), мудрости, говорю, прошедшего; историк вещает одну истину, и вот она сицевая:
Борясь со страстьми обуревающими - и по совету великого наставника - «не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста, блажен убо» - и совлекая ветхого человека - Тарас имярек, вооружася духом смирения, и удаливыйся во мрак думы своея - ретива-бо есть за человечество - во един вечер, - был причастен уже крещению духом по смыслу св. писания «окрестивыйся водою и духом - спасен будет», вкусив по первому крещению водою (в зловонии же и омерзении непотребного человечества - водкою сугубо прозываемое) - был оный Тарас зело подходящ по духу св. еванг.
– пропитан бе зело; не остановился на полупути спасения, глаголивый «Елицым во христа креститися - во христа облекостеся». Не возмогивый - по тлению и немощи телесне - достичи сего крайнего предела идеже ангелы уподобляются - Тарас зашел таки далеко уподобясь - тому богоприятному состоянию - коим не все сыны божии награждаются - иже на языце - порока и лжи тлетворной - мухою зовется. И бе свиреп в сем положении - не давая сомкнуть мне зеницы в ночи - часа одного - и вещая неподобные изреки - греховному миру сему - изрыгая ему проклятия - выступая с постели своей бос и в едином рубище - яко Моисей преображенный, иже бе писан рукою Брюно, выступающим с облак к повергшемуся во прах израильтянину, жертвоприносящему тельцу злату. В той веси был человек некий - сего излияния убояхуся - шубкой закрыся - и тут же яко мельчайшийся инфузорий легким сном забывся.
– Тут следует пробел - ибо Тарас имел свидетелем своего величия и торжества немудрого некоего мужа - мала, неразумна и на языке того же злоречия кочегаром зовомаго, кой бе тих и тупомыслен на дифирамбы невозмутимого Тараса.
– В.Кишкин.
P.S. Далее не жди тож от Тараса, о! бедное, им любимое человечество! никакого толку, и большого величия, и мудрого слова, ибо опохмелившийся, яко некий аристократ (по писанию крестивыйся водкою); опохмеление не малое и деликатности не последней водка вишневая счетом пять (а он говорит 4, нехай так буде), при оной цыбуль и соленых огурцов великое множество» (1857).
Пьянство сопровождало Кобзаря в течение всей жизни: от «товариства мочемордів» до последних лет жизни. В 1858 году он записывает в дневнике: «М.С. Щепкин с сокрушением пишет о моем безалаберном и нетрезвом существовании…» Это Щепкин пишет в Нижний Новгород - из Москвы.