«Тарелки» над Кремлем
Шрифт:
Уголовникам многое в зоне было под силу, а управлял лагерем авторитет по имени дядя Ваня.
Однажды я увидел его: маленький, щупленький и очень сутулый. Человек как человек, но считался вором в законе, и его мнение для лагерников считалось неоспоримым, впрочем, и лагерное начальство не брезговало помощью авторитета: во-первых, уголовники поддерживали порядок в зоне, уверяла «охра», во-вторых, без разрешения дяди Вани ни одна бригада не выходила на работу, а если заключённых выгоняли силой, те только саботировали производственное задание.
Чтобы заставить зэка трудиться в праздники, лагерное начальство снова обращалось к дяде Ване, и если он не давал добро, тогда… никто ничего не мог поделать. Однако когда в лагере появились
Лагерному начальству словно вдруг стало стыдно за творимый им произвол. Даже умерших стали хоронить в могилах, да и блатота присмирела. Понятно, эти люди прошли фронт, многие — фашисткие концлагеря, повидали такое, что не нюхали ни лагерное начальство, ни конвоиры, а уж тем более блатные. У них даже отношение к смерти было какое-то иное, охрана прозвала их «фронтовиками», урки — «фашистами». Они полностью заняли один из бараков, держались дружно, и от охотников до чужих посылок из дому — урок, «полуцветных», «шакалов» отбивались организованно — палками. Но как-то случилось, что одного из «урок» вскоре нашли возле «фашисткого» барака с ножевой раной в груди. Урки выставили претензии «фронтовикам», и в лагере состоялась сходка воровских авторитетов с дядей Ваней во главе и «фронтовиков». Стороны обговорили сферы влияния и на том расстались, но… лагерное начальство, поддерживающее воров, тайно подначивало урок на расправу с «фронтовиками», да и дядя Ваня, как можно было догадаться, не смирился с ущемлением его неограниченной власти в лагере, и однажды произошло следующее: уголовный авторитет, подначиваемый лагерным начальством, организовал… побег, в котором принял участие один из «фашистов». Зачем? Предположу — для развязывания репрессий против «фронтовиков» и «врагов народа». (Забегая вперёд, отмечу: дядя Ваня явно перестарался, но зато я впервые узнал о страшном и таинственном обитателе северных лесов с очень длинным названием: «птица, поющая ночью о смерти».)
Случились описываемые события в конце весны, в год победы в Великой Отечественной войне, и первопричиной произошедшего считаю буквально фанатическую преданность начальника лагеря подполковника Зубило футболу.
По воскресным дням на небольшом лагерном стадионе он организовывал футбольное шоу и победителей награждал ящиком чая.
Приводил Зубило на футбольное зрелище и своего сына — шестнадцатилетнего паренька.
С некоторых пор на скамейке, во время перерывов рядом с мальчишкой иногда замечали одного зэка из числа урок по кличке Писарь. Парень, на лет семь старше по возрасту сына начальника лагеря, отбывал срок за многочисленные кражи, грабежи и хулиганства. Он садился возле Зубило-младшего и что-то нашёптывал мальчишке на ухо, подросток заразительно смеялся и рассматривал собеседника расширенными глазами. Всегда насторожённые и внимательные зэки подтрунивали над Писарем, спрашивая: «Ты сыночка начальника лагеря охмуряешь, что ли?» Тот лишь загадочно улыбаясь, отмалчивался. И вдруг сын начальника лагеря исчез!
«Охра» облазила посёлок, зону и лагерь, но мальчишку не нашли. Подполковник не спал всю ночь, а утром под дверью своего кабинета на полу обнаружил письмо примерно следующего содержания: «Уважаемый гражданин начальник! Судьба вашего сына в ваших руках. Пока с мальчиком ничего страшного не случилось и, будем надеяться, не случится, но Вам нужно исполнить нашу просьбу. Мы слышали: в посёлок пришла цистерна со спиртом. Так вот, мы очень хотели сделать дегустацию — выпить по 100 граммов наркомовских! Для этого вам нужно закачать пожарную машину спиртом, завести на зону и оставить возле штаба. Если вы этого не сделаете, судьба Вашего сына решится не в лучшую сторону. Машина должна быть на зоне в двадцать один ноль-ноль, ни раньше ни позже. Надеемся, разум подскажет Вам правильное решение. Полторы тонны спирта за жизнь Вашего сына цена умеренная. Всего вам доброго. С приветом,
Начальник лагеря остолбенел: «100 граммов наркомовских» — идиома насторожила и ассоциировалась в сознании с… «фронтовиками»! Следовательно, размышлял Зубило, ультиматум прислали не уркаганы, а… «фашисты»? Первым желанием подполковника было построить всех до одного «врагов» на плацу и… расстреливать десятками из пулемётов: вначале каждого десятого, потом девятого, восьмого, пока не признаются… Однако он отказался от своей чудовищной затеи, испугавшись за сына — мальчик может пострадать от рук неизвестных мерзавцев!
На землю опускались сумерки, когда ровно без пяти девять ворота вахты распахнулись и на зону, переваливаясь с боку на бок, словно квочка, заехала пожарная машина и остановилась возле штаба; шофёр и начальник лагеря покинули кабину и вошли внутрь помещения. Неожиданно, словно из-под земли, возле машины появились два зэка: у первого от волнения перехватило дыхание, а у второго от страха стучали зубы, первый напутствовал второго: «Ну что, Митя, пожалуй, пора! Если что, то кричи изо всех сил, что в машине спирт и в суматохе беги!»
Позже выяснилось, что Писарь когда-то работал в пожарной охране и в премудростях управления техникой был искушён. Он открутил кран и, намочив под струёй спирта сложенную газету, чиркнул зажигалкой и зажёг. Увидев вспышку синего пламени из окна своего рабочего кабинета, начальник лагеря, заподозрив неладное, выбежал на улицу, но… опоздал! Писарь успел включить зажигание, нажал на стартёр, машина рванулась с места, а его подельник, стоя наверху у вращающегося брандспойта с полыхающим факелом в руке после возгласа: «Митька зажигай!» — поджёг струю спирта, ударившего из брандспойта…
С вахты выбежало несколько офицеров и устремилось к машине, но… мощная струя горящего спирта не только осветила сумерки, но и ударила в стены штаба и… деревянное здание вспыхнуло. Машина развернулась, и горящая струя, сбив с ног бегущих офицеров, переметнулась на вахту и центральную вышку — солдат, стоящий на ней, бросил автомат и огненным шаром скатился но лестнице. Машина тем временем, взревев мотором, врезалась в ворота, разнеся последние вдребезги, и, разбрызгивая горящий спирт, устремилась в темноту. Вслед пожарной машине затрещали автоматные очереди, у рабочей зоны машина остановилась, и солдаты, перепрыгивая через горящие лужи, бросились к ней, но через минуту, извергнув из себя столб огня, она помчалась по узкой лежнёвке и исчезла за вековыми пихтами…
На зоне полыхал пожар, горели штаб, в котором хранились документы и дела осуждённых, центральная вахта, дорога, люди. Суматоха, паника, никто не мог разобраться в произошедшем. Солдаты выкатили из гаража «виллис» и хотели броситься в погоню, но дорога, облитая спиртом, казалась огненной рекой — ехать по ней не представлялось возможным, а машина беглецов тем временем, повалив по дороге телеграфной столб — лишая лагерь связи, устремилась дальше в лес… по лежнёвке, не жалея ни рессор, ни двигателя.
…В лагере всю ночь воевали с пожаром: солдаты тушили вахту и штаб, рискуя жизнью, ныряли в горящий дом и вытаскивали из него пачки документов и складывали на улице, а заключённые, гогоча: «Навели шороху ухари!», чтобы пламя не перекинулось на бараки, обливали их дощатые стены водой. Телефонная связь с другими посёлками не работала, рация, которая находилась в штабе, сгорела — связи с внешним миром никакой! Охрану усилили, на каждой вышке теперь стояло по два солдата, а у разбитых ворот выставили ручные пулемёты. Лишь к утру, когда пошёл дождь, пожар начал утихать, тогда и проверили численность заключённых, не досчитались пятнадцати человек, и начальник охраны поднял в ружьё две роты и направил на секретные точки, приказав перекрыть дороги и тайные тропинки, и живыми или мёртвыми к вечеру доставить беглецов в лагерь. Солдаты запрыгнули в машины и разъехались в разные стороны выполнять приказание.