Тарра. Граница бури
Шрифт:
Теперь все, кого он видит внутренним взором, ощутят то же сосущее беспокойство. Может быть, кто-то вспомнит нечто важное, глянет под ноги или по сторонам, поедет другой дорогой, выплеснет в огонь налитое другом вино… Большего Уанн сделать не мог, большего не сделал бы никто.
Боли он не чувствовал, только ярость. В последний свой час герцог Аррой словно бы сбросил двадцать лет, вновь став Счастливчиком Рене, отчаянным маринером, что первым бросался на абордаж и последним вкладывал шпагу в ножны.
Испытанный в боях и походах клинок очертил границу круга, прорваться в который не мог никто. Казалось, у эландца не две руки, а восемь, как на странных фресках Желтой империи Канг-Ха-Он. Клинок маринера чертил замысловатые фигуры, а движения самого Рене были легки, прихотливы и непредсказуемы, как пляска пламени. На полу, скользком
— Похоже… дело оказалось несколько труднее, чем думалось Михаю… Не правда ли, господа?
У Романа было правило: выслушивай всех, но поступай по-своему. За годы скитаний эльф убедился в том, что этот нехитрый принцип весьма способствует сохранению жизни и совести. На сей раз пойти наперекор Примеро барда заставила тревога за тех, кого он оставил. Пусть решение пуститься на поиски Проклятого было правильным и своевременным, Стефан, Рене, Шандер, Лупе занимали слишком много места в сердце эльфа, чтобы уйти, не зная, что происходит в Гелани. Нежелание Преступивших показать ему друзей сначала удивляло, затем — бесило и, наконец, стало тревожить. Когда до начала похода к Последним горам осталось два дня, либер не выдержал.
Поводом послужил кошмар, которого Рамиэрль не помнил. Осталось лишь сосущее чувство тревоги. Проснувшись в холодном поту, Рамиэрль лихорадочно оделся, выскочил из дома и понесся к Луже. Он никогда ранее не пробовал там колдовать, но почему-то не сомневался, что справится, и не ошибся.
То ли Нэо, сам того не заметив, пересек незримую черту, отделяющую пусть и поднаторевшего в магии эльфа от Преступившего, то ли помогло кольцо Проклятого или он сам, но все получилось с первого раза. Роман уже видел, как Уанн вызывает в темной воде образ того, что когда-то где-то происходило, но не пытался понять, что тот творит. Тем не менее какие-то слова словно бы сами собой слетали с губ разведчика, а глаза требовательно смотрели в черную глубину, и та начала светлеть, в ней замелькали хаотичные пестрые точки, постепенно складывающиеся в туманные образы. Затем вода вновь застыла зеркалом, отражающим узенький лунный серп, но своего отражения Роман не увидел. Значит, все шло так, как надо.
Обычно голоса над водой звучат звонко, но Лужа была исключением. Слова заклинателя словно бы уходили в глубины водоема, даже тот, кто их произносил, ощущал временную глухоту — над водным зеркалом не раздавалось ни звука.
…Видение, как всегда, пришло неожиданно. Сквозь хрустальный барьер Роман увидел богато убранную полутемную комнату. Мерцание свечей, укрепленных в тяжелой кованой люстре, смешивалось с тревожным свечением камина. Ошалело метались длинные тени. В комнате шел бой.
Сначала Роман не мог ничего понять, так как спины нападавших заслоняли их противника. Потом один, верткий и светловолосый, бросился вперед в низком выпаде. Сам прекрасный фехтовальщик, либер понимал, как трудно отразить такой удар, но кому-то в синей комнате это удалось. Блеснул парирующий клинок, на обратном движении входя сверху вниз в ямку над ключицей, и нападавший начал оседать, все еще сжимая в руке шпагу. Его убийца уже сцепился с тремя новыми противниками. Стремительно оборачиваясь вокруг своей оси и пролетая мимо своих врагов, словно исполняя жуткий, но красивый танец, человек в красном ударом ноги отбросил одного нападавшего, выбив шпагу у другого, пронзил грудь третьему и отскочил в сторону, ловко увернувшись от брошенного кинжала. Ловкость и уверенность бойца в красном создавали иллюзию легкости и несерьезности происходящего, но Рамиэрль понимал: перед ним — страшный, смертельный и безнадежный бой. Захваченный зрелищем, эльф не сразу узнал героя схватки, а когда понял, кто перед ним, вскрикнул. Этого не могло, не должно было быть, но в залитом неверным светом зале один против множества убийц бился
Роман не первый раз наблюдал за призрачными картинами. Он запоминал сказанное королями и клириками, обдумывал, делал выводы, но ничего, кроме любознательности разведчика и, иногда, отвращения, не испытывал. Теперь на глазах либера убивали друга, а он оказался бессилен, хоть и отдал бы все на свете, чтобы встать рядом. Словно в кошмаре, эльф продолжал следить за схваткой. Он ошибся, подсчитывая убийц. Их было не меньше двух дюжин, по крайней мере сначала. Трупы, разбросанные по комнате, и несколько раненых, скрючившихся у стен, говорили как о том, что схватка началась не сейчас, так и о том, что Рене по праву считается первой шпагой Благодатных земель.
Эльф с трудом сдержал крик восхищения, глядя, как адмирал чуть заметным движением отбил молниеносный удар противника и в ответ полоснул того по горлу. К несчастью, сам эландец был не столь неуязвим, как того хотелось Роману. Лицо Арроя было в крови, кровь стекала по шее на ворот рубашки, но раны не казались тяжелыми… На какое-то время противники замерли. Рене тяжело дышал, но его лицо не выражало ни обреченности, ни страха, только презрение и готовность к бою. Загнанный волк унесет с собой в Бездну не одну песью душу и только потом упокоится навсегда. Нападавшие это понимали, и новых желающих рискнуть головой не находилось. Рамиэрль видел, как Аррой ухмыльнулся и что-то сказал, но слов слышно не было. Вдруг адмирал резко отпрыгнул в сторону, нагнулся и, подхватив тяжелый табурет, швырнул его куда-то вбок. В стену, там, где только что стоял Аррой, вонзился кинжал, а бросивший его, схватившись за голову, медленно оседал у резного шкафа, под прикрытием которого и подобрался к эландцу. Двое быстрых поджарых воинов резво бросились вперед, и… Рене слегка поскользнулся на остатках некогда роскошного ужина, выпад поджарого достиг цели, ранив герцога в плечо.
В бешенстве тряхнув головой, Аррой крутнулся, отвлекая внимание противника, рука с кинжалом описала короткую дугу… еще один труп. Резкий поворот, предупреждающий взмах шпаги, заставивший второго врага приостановиться… Тот нацелился влево, прикинув, что клинок эландца запоздает, но герцог все еще был быстрее. Шпага противника ткнулась в пустоту… тут же на нее обрушился тяжелый удар. Растерявшийся поджарый не удержал оружие, и оно беззвучно легло на каменные плиты. Не менее тяжелый удар по незащищенной шее, и рядом лег его владелец. Рене остался стоять, слегка согнувшись, — в одной руке шпага, в другой — кинжал. Роман хорошо видел его лицо — окровавленное, с бешеными светлыми глазами. Только цепь Паладина и напоминала об элегантном вельможе, каким его впервые увидел либер.
Надменная ухмылка вновь скривила красивые губы, Рене что-то говорил, одновременно перемещаясь в сторону…
Наверное, Рамиэрль что-то все же сделал не так — он мог видеть происходящее, но ничего не слышал, только сейчас было не до исправления неудачной волшбы. Сжав бесполезные кулаки, бард молча наблюдал за вновь разгоревшейся схваткой. Вперед пошел здоровенный детина с боевым топором — эльф помнил этого верзилу со столь заросшим лицом, что оно, казалось, состояло из одного носа. Бойцом это чудище, мать которого, по всеобщему мнению, согрешила с медведем, было великолепным. Роман с трудом преодолел искушение закрыть глаза, но стройная фигура со шпагой ушла в сторону, и топор не задел эландца. Времени на второй удар Рене врагу не оставил. С трудом удерживаясь на ногах, он все же смог уйти в глубокий выпад. Тело, рука и шпага вытянулись почти в прямую линию, которая закончилась в животе тарскийца. Тот рухнул на пол, глупо задрав огромные ноги, а адмирал подхватил чудовищный топор и, размахнувшись обеими руками, бросился вперед. Ему удалось проскочить лестницу. Теперь бой кипел в нижнем зале.
Побывавший во многих схватках Роман понял, что его друг пытается использовать последний шанс. Он был один против доброго десятка находящихся в полном здравии врагов. При всем своем мастерстве наверху Рене был обречен — или его пристрелили бы, или, вконец измотанный, он пропустил бы чей-нибудь удар. Прорваться к лошадям и ускакать — единственное, на что он мог рассчитывать.
Рене опять что-то сказал, возможно, просто выругался, отбросил ставший слишком тяжелым топор и поднял левой рукой чью-то шпагу. Один из нападавших сунулся было вперед, герцог покончил с ним одним ударом, оставив клинок в груди убитого, подхватил чужую рапиру и вонзил в горло красивому бледному воину, которого Роман встречал при таянском дворе. Перед эльфом вновь мелькнули прилипшие ко лбу пряди, и все пропало. Водяное зеркало стало темным.