Тарра. Граница бури
Шрифт:
— Как тебя зовут?
— Зенек, проше дана. Я племянник хозяйкин.
— Я так и думал. Ты хотел со мной поговорить. О чем?
— О Лупе. Она не виновата, и мы никто не виноваты. Это, проше дана, або волк, або еще кто… А она Панку пальцем не тронула, та сама была дура!
— Постой, кто такие Лупе, Панка, при чем тут волк, кто в чем виноват? А ну говори по порядку.
— Так я ж и говорю, эта светлой памяти стерва сама во всем виновата. А Лупе, она добрая, она даже курицы не обидит, не то что человека. Та сама…
— Остановись, Зенек. Я никогда не бывал у вас и ничего не пойму. Кто такая Лупе?
— Знахарка.
— Откуда она
— Пришла.
— Давно? Да не заставляй из тебя клещами слова тянуть, я ж не «синяк». Какая она, эта твоя Лупе, где раньше жила, как к вам попала?
— Красивая она, худая только… Совсем не как наши, а вроде как из ясновельможных. Я малым был, она у тетки остановилась, а тут Катре рожать… У Катри до того двое мертвых родилось, и свекруха ейная говорит, или помирай, или чтоб сын был…
— Значит, Лупе помогла Катре, потом кому-то еще, потом еще, а потом у вас осталась?
— А откуда дан знает? — изумленно выдохнул Зенек.
— В мире мало нового. Про что болтали «синяки»?
— Ночью якась зверюга на мелкие шматочки разодрала тую Панку.
— Что за Панка?
— Та Аглая она была, по правде… Дочка Килины. Ну, тощей такой, кричит еще вечно.
— Видел таких. И что Килина?
— Та ее брат Гонза «синяков» и приволок.
— Тот мелкий, что на мышь похож?
— Вот-вот, на мышу! Он помоганец эконома у его ясновельможности барона Кузерга. Так Килина сбегала до братца, а той сгоняв до Розева и привел «синяков».
— А Лупе при чем?
— Так они ж Лупе ненавидят, Панка с Килиной всем кричала, что то Лупе Панку спортила, что никто с парней на нее и через порог смотреть не хотел.
— А она спортила?
— Да чего ее портить, сама уродилась такой. И маманька ее такая ж была, когда б не деньги, Тодор никогда б на ней не женился, а Панка еще худьша за мамашу.
— Значит, Панку кто-то убил, а свалили на Лупе?
— Не просто убили, говорю же, на шматочки разорвал! А Лупе ей вчера ввечеру и скажи, чтоб в пущу не ходила, а то, мол, плохо будет.
— Какая пуща?
— Ласкава. За Белым Мостом. Мы туда все ходим, особливо молодые… Ну если на ночь… То есть зимой нет, но сейчас ходим уже…
— С кем Панка туда собралась?
— С одним из Замостья, хилый такой…
— А он вернулся?
— Та откуда ж нам знать? Панку вранци нашли. Я зверье тутешнее добре знаю. Никто такого б не сотворил. Даже взимку, а уж по весне…
— А люди?
— Люди не смогут, тут чудище какое-то.
— А сам говорил, волк… И тебе еще ведьму жалко?
— Да не виновата она. И мы все не виноваты. А теперь через ту Панку и ее семью змеиную нас всех разогнать могут, а то в крепостные, если не признаем, что Лупе все по злобе наколдовала… Панка та…
— Помолчи…
Роман задумался. Парнишка покорно заткнулся, вжавшись в стену, одни лишь голубые глаза безотрывно следили за либером. А паренек очень даже славный и не по-крестьянски шустрый. Из него выйдет толк, только больно уж курносый, засмеют. Ерунда, чуток Недозволенного, и никто не заметит…
Нет, славный парень, надо же, не боится — то ли любовь свою первую защищает, то ли за справедливость борется. И то и другое почетно и среди крестьянского сословия редкость. Зенек стоит того, чтоб его приручить, но что ж это за людоед тут завелся? Или людодёр?
Что бы ни говорили умники из Академии [16] , разодрать человека в клочья при помощи магии очень-очень сложно, а для деревенской колдуньи и вовсе невероятно. Если только Лупе деревенская
16
Академия Всех наук духовных и светскихучреждена императором Арции Анхелем Светлыми находится под покровительством Церкви.
17
Преступившие— маги, преступившие порог Дозволенного, строго регламентированный как Церковью Единой и Единственной, так и мирскими законами. Истинных Преступивших насчитывались единицы, причем обнаружить и обезвредить их обладающие весьма ограниченными познаниями фискалы были не в состоянии. По обвинению в нарушении Дозволенного, как правило, преследовали практикующих без разрешения знахарей или печатных магов, незначительно нарушивших предписанные правила.
Чушь! Поймать Преступившую не по силам ни испуганным сельчанам, ни фискальным стражникам. Может, она сама решила попасть в Тайную канцелярию? Тогда его долг — досмотреть представление до конца. Если же Лупе простая знахарка, не миновать разбираться со шляющейся по окрестным лесам нечистью. Куда ни кинь, везде клин, а эландцы ждать не станут.
Конечно, Топаз не подведет, если нужно, он догонит герцога и на таянской границе, но «случайностью» такое уже не представишь. Тракт тут один, по заболоченным лесам и горным тропам вперед не забежать. Положеньице…
— Положеньице, — вслух повторил Роман, и Зенек тут же встрепенулся:
— Проше дана либера, вы поможете Лупе, а я…
— Что «ты»?
— Я могу к вам за это слугой забесплатно, ряд [18] подпишу на десять лет…
— Да на что мне слуга, без него спокойнее. Ладно, что-нибудь придумаем.
Но думать им не дали. В дверь опять постучали, на сей раз настойчиво. «Синяки» не могли позволить некстати взявшемуся либеру вмешаться в их дела. Они будут вежливы, но без присмотра чужака не оставят до тех пор, пока судьба колдуньи не будет решена. Если гость захочет уехать, удерживать не станут, но пяток провожатых навяжут. Отделаться от них легче легкого, но это значит раскрыть себя, не говоря о том, что оплошавшие стражники наплетут невесть чего, лишь бы выгородить себя в глазах начальства. Шум же в планы Романа сейчас никаким боком не вписывался. Стук повторился, и бард раздраженно крикнул:
18
Подписать ряд —добровольно на оговоренных в специальном договоре условиях поступить в крепостную зависимость.
— Не заперто.
«Синяки» явились в полном составе, не забыв прихватить мышевидного Гонзу. Роман, не глядя на поздних визитеров, с пренебрежением, которому позавидовал бы самый гоноровый нобиль, кинул оторопевшему Зенеку:
— И чтобы было готово… А теперь убирайся. И не вздумай подслушивать… под дверью .
— Проше дана либера, не стоит беспокоиться. На лестнице дежурит стражник, — заметил высокий «синяк» и, обернувшись к Зенеку, рявкнул противным начальственным голосом: — Пшел вон!