Тарзан и люди-леопарды
Шрифт:
Вскоре буря достигла апогея, последовал треск ломающегося дерева – патриарха джунглей, у основания которого нашли прибежище человек и зверек.
Сидевший на корточках человек с ловкостью кошки отпрыгнул в сторону, и в тот же миг громадное дерево рухнуло на землю, повалив полдюжины соседних. В прыжке человек изловчился отшвырнуть обезьянку как можно дальше, сам же оказался менее удачливым. Раскидистая ветка ударила его по голове и, когда он упал, придавила к земле.
Оказавшись в одиночестве, обезьянка захныкала от страха. Вскоре однако она почувствовала, что буря смещается к востоку, и с опаской засеменила
Стояла такая темень, что зверек ничего не мог разглядеть в нескольких футах от своего необыкновенно чувствительного носа.
Хозяин не отзывался, и обезьянку охватили самые мрачные предчувствия.
Через некоторое время она обнаружила его безжизненно лежащим под упавшим деревом.
В тростниковой деревушке Киббу проходило гулянье, душой которого был Ниамвеги, явившийся из деревни Тамбай, чтобы поухаживать за темнокожей красоткой. Его самолюбию льстил его собственный расфранченный вид и бурный успех, выпавший на долю его шуток и реплик, которыми он обменивался со своими сверстниками. И лишь неожиданное наступление экваториальной ночи напомнило Ниамвеги о том, что пора уходить, если он хочет добраться до дому целым и невредимым.
Между деревнями Киббу и Тамбай на несколько миль простирался мрачный, наводящий ужас лес. Пространство, которое Ниамвеги предстояло преодолеть, было наполнено множеством ночных опасностей, среди которых для молодого гуляки не последнее место занимали явления мистического свойства, такие, как призраки умерших врагов и бесчисленные злобные демоны, вершащие судьбы людей.
Юноша предпочел бы заночевать в Киббу, как предлагала его подружка, однако имелась чрезвычайно важная причина, из-за которой пришлось отказаться, причина, затмившая даже нежные призывы возлюбленной и кошмары ночных джунглей.
Причиной этой являлось наказание, наложенное на Ниамвеги тамбайским колдуном за небольшое прегрешение, о котором тот пронюхал, иначе юноша давно бы проводил большинство ночей в Киббу.
Вообще-то за хорошую мзду наказание можно было бы и снять, хотя это и противоречило правилу, согласно которому всякий грех должен быть наказан, но служители культа тоже люди и тоже хотят жить, в том числе и в джунглях.
Однако Ниамвеги был беден, и бедолаге ничего не оставалось делать, как возвращаться домой.
Бесшумными шагами шел он по знакомой тропе, вооруженный копьем, щитом и массивным ножом, висевшим на поясе. Да только какой прок от такого оружия против демонов ночи? Куда действенней амулет на шее, к которому он то и дело прикасался, шепча при этом молитвы своему мушимо, духу предка, охранявшему Ниамвеги.
Юноша мысленно задавал себе вопрос, стоило ли подвергать себя опасности из-за какой-то вертихвостки, и в конце концов решил, что она этого не заслуживает.
Ниамвеги отошел от Киббу уже на милю, как в пути его застигла буря. Поначалу желание поскорее попасть домой и страх перед демонами заставляли его спешить вперед, однако вскоре он был вынужден укрыться под исполинским деревом, где решил переждать напор стихии. Ежесекундные вспышки молний освещали лес таким ярким светом, что Ниамвеги был виден со всех сторон, как на ладони. Так буря навлекла на него погибель, ибо молнии выдали его присутствие, в то время как в темноте он смог бы добраться до дома незамеченным.
Он
Ниамвеги вслепую взмахнул ножом, но в тот же миг его грудь и живот стали терзать безжалостные когти.
Яркая вспышка Ара-молнии осветила сцену разыгравшейся трагедии. Ниамвеги не мог видеть твари, напавшей на него сзади, зато разглядел трех других, надвигавшихся спереди и с боков, и понял, что погиб, поскольку по леопардовым шкурам и головным уборам узнал в нападавших членов тайной секты людей-леопардов, наводящих ужас на всю округу.
Так не стало Ниамвеги из племени утенго.
II. ОХОТНИК
Первые лучи солнца высветили верхушки деревьев, возвышавшихся над соломенными крышами деревни Тамбай, когда Орандо, сын вождя, поднялся со своего жесткого ложа и вышел из хижины, намереваясь перед охотой умилостивить своего мушимо – духа давно умершего предка, в честь которого он был назван.
Застыв, словно статуя из черного дерева, он обратил лицо к небесам и протянул вверх ладонь с лакомой едой.
– Великий тезка, помоги мне в охоте, – произнес Орандо, будто разговаривал с близким, но почитаемым другом. – Подгони ко мне добычу и защити от опасностей. Подари мне удачу, о, Охотник!
Тропа, по которой двинулся Орандо, проходила в двух милях от той, что вела в Киббу. Это была хорошо знакомая ему тропа, но минувшей ночью над ней пронеслась буря, и теперь воин с трудом узнавал ее. Обходя поваленные деревья через густой кустарник, росший по обеим сторонам тропы, он вдруг с изумлением увидел человеческую ногу, торчавшую из-под кроны вырванного с корнем дерева.
Листва, под которой лежал человек, колыхнулась, и Орандо, остановившись, поднял копье, готовый отразить нападение. Судя по оттенку кожи, придавленный ветвями человек был белым, а Орандо, сын вождя Лобонго, не встречал пока друзей среди белых. Вновь дрогнула листва, и оттуда высунулась головка маленькой обезьянки.
Как только ее настороженные глаза заметили чернокожего, она взвизгнула от ужаса, юркнула назад в листву поверженного дерева, через мгновение выскочила с другой стороны и метнулась на ветви гиганта джунглей, выдержавшего натиск недавней бури.
Забравшись повыше, где ощутила себя в безопасности, обезьянка уселась на качающейся ветке и принялась изливать свое возмущение на Орандо.
Но охотник даже не взглянул в ее сторону. Нынче он на обезьян не охотился, поэтому, не отвлекаясь, задумался о вероятных причинах разыгравшейся трагедии.
Охваченный любопытством, Орандо осторожно приблизился и заглянул под густую массу листьев и ветвей, скрывающих тело человека.
Чернокожий увидел обнаженного белого гиганта в набедренной повязке из леопардовой шкуры, придавленного тяжелой веткой. С обращенного к Орандо лица на него внимательно смотрели серые глаза. Человек был жив.