Тарзан и сокровища Опара
Шрифт:
Таковы были обескураживающие причины, которые отсрочивали прибытие Тарзана в деревню Ахмет-Зека; но человек-обезьяна был терпелив, потому что для выполнения его плана ему были нужны Чолк и Таглат.
Постоянно поддерживать в колеблющемся сознании человекоподобных интерес к их предприятию – было делом нелегким. Чолк начинал уставать от бесконечного пути, привалы были редкие и короткие. Он с удовольствием прекратил бы поиски приключений, если бы Тарзан не раздразнил его соблазнительными картинками огромных запасов пищи, которые они найдут в деревне
Что касается Таглата, то последний лелеял свою тайную надежду с большим постоянством, чем этого можно было ожидать от обезьяны. Но по временами он был готов бросить это предприятие, и, если бы Тарзан не заманивал и его, он давно бы сбежал.
Был душный тропический день, когда тонкое чутье трех путешественников предупредило их о близости арабского лагеря. Они приблизились к нему, крадучись и прячась в густой зелени деревьев.
Первым шел человек-обезьяна. Его гладкая, бронзовая кожа блестела от пота. Он весь покрылся испариной в то время как он пробирался через душную чащу джунглей. За ним ползли Чолк и Таглат, странные, лохматые карикатуры на своего богоподобного вождя.
Молча добрались они до края открытой поляны перед частоколом. Тут они взобрались на нижние ветки большого дерева, прилегающего к частоколу. Отсюда можно было отлично видеть, что происходило внутри.
Из ворот деревни выехал всадник в белом бурнусе. Тарзан, сказав Чолку и Таглату, чтобы они оставались там, где сидели, сам пролез по ветвям, как мартышка, к тропинке, по которой ехал араб. Он перепрыгивал с одного гигантского дерева на другое с легкостью белки и бесшумностью бестелесного духа.
Араб медленно ехал вперед, не подозревая об опасности, которая грозила ему с деревьев позади него. Человек-обезьяна сделал небольшой круг и ускорил свои прыжки, пока не забрался на дерево впереди араба. Здесь он притаился на нижней ветви, свешивавшейся над тропинкой. Араб приближался, напевая про себя дикую песню пустыни. На ветке гигантского дерева, пожирая глазами свою жертву, сидел человек-зверь, готовый загубить человеческую жизнь. Никто не узнал бы в этом существе английского лорда, который несколько месяцев тому назад занимал место в палате лордов в Лондоне и был всеми почитаем как избранный член этого учреждения.
Араб проехал под нависшей ветвью; наверху слегка зашелестели листья. Конь вдруг захрапел и присел: бронзовое человекоподобное существо упало к нему на круп. Две мощные руки обвились вокруг араба и стащили с седла на тропинку.
Десять минут спустя, Тарзан вернулся к своим товарищам с охапкой верхней арабской одежды под мышкой. Он показал им свои трофеи, рассказывая низкими гортанными звуками, как он добыл их. Чолк и Таглат пощупали материю, обнюхали ее и, приложив ее к ушам, старались даже вслушаться в нее.
Тогда Тарзан повел их назад через джунгли к тропинке и там все трое спрятались в кустах и стали ждать. Вскоре на тропинке показались двое черных арабов Ахмет-Зека в белых бурнусах. Они возвращались в лагерь, весело смеясь и разговаривая между собой.
Здесь человек-обезьяна нарядился сам и нарядил своих косматых товарищей в эти одеяния, так что издали их можно было принять за трех одетых в белое арабов, молча сидящих в лесу на дереве.
До наступления темноты они не уходили с этого места, потому что отсюда Тарзан видел, что происходило за частоколом. Кроме хижины, в которой он впервые почуял запах самки и подле которой он сейчас увидел двух часовых, Тарзан наметил себе еще палатку Ахмет-Зека. Что-то говорило ему, что именно там он найдет свою сумочку с камешками.
Вначале Чолк и Таглат были очень заинтересованы своим замечательным нарядом. Они щупали его, нюхали и пристально оглядывали друг друга с видимым удовольствием и удовлетворением.
Чолк, который по-своему был шутником, протянул вперед длинную волосатую руку, схватил капюшон бурнуса Таглата и спустил его ему на глаза, закрыв от него дневной свет.
Но старый самец был пессимист по натуре; он не признавал шуток. Он допускал, чтобы к нему дотрагивались только в двух случаях: при поисках блох или при нападении. Эта вещь с запахом Тармангани, которая закрывала его голову и глаза, не могла служить для первой операции – значит это было второе. На него нападали! Именно Чолк напал на него!
С сердитым хрипом Таглат кинулся на Чолка, не подняв даже шерстяной ткани, которая затемняла его зрение.
Тарзан кинулся к дерущимся. Качаясь и чуть не падая со своего ненадежного насеста, три огромных зверя колотили и кусали друг друга, пока, наконец, Тарзану не удалось разнять рассвирепевших обезьян.
Так как извинение – вещь незнакомая диким предкам человека, а объяснение – трудная и обычно бесплодная задача, Тарзан поспешил отвлечь их внимание от недавней ссоры тем, что стал знакомить их со своими планами на ближайшее будущее. Обезьяны, привыкшие к частым спорам, в которых теряется больше волос, чем крови, быстро забывают о таких незначительных схватках, и через минуту Чолк и Таглат опять сидели рядом и спокойно ждали, когда человек-обезьяна поведет их в деревню Тармангани.
Ночная мгла уже давно спустилась на землю, когда Тарзан повел своих товарищей из их убежища вниз на землю и направился с ними кругом частокола к отдаленному краю деревни.
Подняв складки своего бурнуса под мышки, чтобы ноги не запутались в длинных полах, Тарзан с небольшого разбега вскочил на верхушку забора. Опасаясь, что обезьяны вздумают подражать ему и только зря изорвут свою одежду, он велел им остаться внизу; затем он спустил сверху к ним копье, и Чолк, уцепившись за него, быстро вскарабкался и ухватился за верхушку частокола.