Тарзан и запретный город
Шрифт:
При других обстоятельствах она была бы очарована красотой картины, которая открылась ей. Дно освещалось солнечными лучами. Ее вели по дорожке из гравия, проходившей между подводными садами, где выращивались деликатесы для Атки и Брулора. Странные красивые рыбы проплывали мимо них, под ногами ползали разноцветные крабы.
Водоросли колыхались в такт их движениям, а яркие разноцветные рыбы играли между ними, как птицы в листве земных деревьев. Все это была воплощенная красота движения и тишины. Для девушки тишина говорила больше, чем красота или движение – она напоминала ей о могильном молчании.
Внутри дворца ей
Она увидела впереди них маленькое полукруглое здание и поняла, что птомы ведут ее туда. Когда они подошли к зданию, у которого, казалось, не было ни окон, ни дверей, два птома схватили Эллен за руки и легко подпрыгнули вверх вместе с ней. Проплыв немного, они оказались на крыше здания, где девушка увидела круглую дверь, которая плотно прилегала к крыше и выделялась только благодаря болтам, удерживающим ее. Она была похожа на дверь воздушной комнаты дворца, из которого они вышли.
Комната, в которую они вошли, была наполнена водой, прошло несколько минут, прежде чем вода вышла; тогда птомы сняли с нее шлем и костюм, подняли люк в полу, указали жестом на лестницу и подтолкнули ее к спуску. Как и в верхней комнате, здесь было окно в противоположной стене. Через него просачивался свет озера. Комната была абсолютно пуста, кроме лестницы, стен и окна в ней не было ничего. Птомы закрыли дверь в потолке, и в то же мгновение она услышала, как в верхнюю комнату хлынула вода, затем вода стала капать по одной из стен ее комнаты. И вскоре по стене уже бежал маленький ручеек. Когда вода покрыла весь пол, она поняла, какого рода мучение ей предстоит. Комната будет медленно наполняться водой. Она сможет продлить свою жизнь и агонию, взбираясь вверх по лестнице, но это все равно не поможет.
Она поняла, какую страшную психологическую пытку изобрели для нее эти люди. Она должна была умереть как кролик, попавший в капкан. Она не знала, хватит ли у нее смелости покончить с этим быстро, когда воды будет уже достаточно, или она продлит свои мучения до последней ступеньки лестницы.
В то время как вода медленно поднималась и наполняла камеру смерти Эллен, Херкуф шепнул Тарзану через прутья решетки:
– Скоро придет время. Вы все еще думаете, что вы сможете это сделать?
– Я смогу осуществить свою часть плана, – уверил его человек-обезьяна. – Когда придет время, дайте мне знать.
Когда наступила ночь и над озером распростерся мрак, какой-то слабый свет все равно проникал через воду в камеру смерти Эллен. Это был свет небесных звезд, но он не принес обреченной девушке никакой надежды. Вода уже доходила до колен, и она стояла, держась одной рукой за лестницу, все еще не зная, что ей делать. Она устало повернулась и опустила голову на руки. Эллен думала о Поле, и о счастье, которое могло бы к ним прийти, если бы они встретились при других обстоятельствах. И даже сейчас, когда у нее не было никакой надежды, мысль о нем заставляла ее цепляться за жизнь, продлить ее как можно дольше, потому что в ее мечтах о возможном счастье была какая-то видимость грустного счастья
Херкуф снова шепнул Тарзану:
– Время пришло, – сказал он. – Они все будут спать. Но решетки очень крепкие.
– Не такие крепкие, как Тарзан, – ответил человек-обезьяна. – Я уже пробовал их. Смотрите!
Пока он говорил, руки его крепко ухватились за два прута. Мышцы напряглись. Херкуф наблюдал за ним, затаив дыхание, с долей сомнения, но вдруг он увидел, что прутья разогнулись, и мгновения спустя Тарзан протиснулся сквозь них, а прутья снова выпрямил. Таким же образом он освободил и Херкуфа.
– Вы сильны, как боевой слон, – с восхищением сказал священник.
– Пошли, – сказал Тарзан. – Мы не можем терять ни минуты. Ведите меня.
– Да, – ответил Херкуф, – мы не можем терять времени. Даже если мы и не задержимся нигде, мы можем опоздать.
Тихо крадучись, Херкуф и Тарзан пошли к двери. Остальные заключенные спали. Никто не видел, как убежал Тарзан, и как он освободил Херкуфа. Даже прутья почти совсем выровнялись, и по ним нельзя было узнать, как им удалось выйти. Но немногие даже могли подозревать о том, что таким способом можно было получить свободу.
Херкуф провел Тарзана по коридору в комнату птомов; жрец открыл дверь, Тарзан увидел жрецов низшего ранга, спавших на скамейках. Он увидел костюмы, которые висели на вешалках, трезубцы и шлемы. Птомы спали все, а дворец оставался без охраны, так как считалось, что убежать оттуда невозможно.
Осторожно двое мужчин взяли костюмы и шлемы, подняли три трезубца и прошли через комнату, не разбудив ни одного птома.
– Пока боги были с нами, – прошептал Херкуф, – и если мы сможем пройти через водную комнату, оставаясь незамеченными, у нас будет шанс добиться успеха, если только мы не опоздаем.
Когда вода достигла плеч Эллен, она сразу оставила мысль о самоубийстве. Она будет цепляться за жизнь до последнего момента. Она поднялась ступенькой выше. Разные мысли роились в ее голове: и приятные, и горькие. Она думала о тщетности попыток человека получить неожиданное большое богатство и о страданиях, с которыми они связаны. Какая польза будет Брайену или Тому, если они получат сейчас богатство? Потому что один из них потерял уже сестру, а может быть, и отца, а другой свой разум. Вода заставила ее подняться ступенькой выше. Шаг за шагом она шла навстречу смерти.
Херкуф и Тарзан благополучно прошли через воздушную комнату и вышли на дно озера. Через сад птомов они направились к водяной камере, где к Эллен медленно приближалась смерть.
Когда они достигли воздушной комнаты над камерой Эллен, Херкуф принялся выкачивать из нее воду. Но им обоим казалось, что это никогда не произойдет. Они знали, что вода поднималась уже в течение нескольких часов в нижней камере, и что смерть могла прийти к девушке раньше, чем они успеют. Там внизу Эллен уже на самой последней ступеньке жадно ловила последние мгновения жизни. Голова ее уже касалась потолка. Выше подниматься было некуда. Вдруг она напрягла слух и вся превратилась во внимание. Она услышала шум в верхней комнате. Что могло это означать? Конечно, не спасение, может быть, новое мучение.