Тарзан (Сборник рассказов)
Шрифт:
— Ну, пойдемте пешком, — сказала Мериэм и приподнялась в седле, чтобы спрыгнуть.
— Нет, нет! — воскликнул Морисон, испуганный ее решительностью. — Уж лучше поедем! — и он направил свою лошадь в лес.
За ним ехала Мериэм, а впереди, за кустами, ожидая удобного случая, чтобы прыгнуть на них, притаился Нума-лев.
На поляне показался одинокий всадник. Он пробормотал проклятие, когда увидел, что молодые люди скрылись из виду. Это был Гансон. Он следовал за Мериэм и Морисоном от самого дома. Эта дорога вела в лагерь Гансона, а потому если бы они заметили его, у него нашлось бы хорошее оправдание: он едет к себе в лагерь. Но они ни разу
Гансон помчался за Морисоном и Мериэм в лес. Пусть они заметят его, все равно. Ему необходимо было наблюдать за ними и в то же время побывать сегодня же ночью в лагере.
Морисона он считал своим соперником и боялся, что этой ночью в лесу он овладеет доверчивой девушкой. Кроме того, Гансон боялся, что чернокожие Великого Бваны заведут сношения с его подчиненными, и тогда обнаружится, что он, Гансон, солгал. Ведь все это время он распускал ложные слухи, будто добрая половина его молодцов разбежалась. Если же его люди познакомятся с неграми Бваны, ложь непременно откроется. А этого он не мог допустить. Поэтому надо было торопиться побывать у себя в лагере.
Была еще причина, заставлявшая его мчаться за девушкой. Однажды, когда Гансона не было в лагере, а его люди сидели у костра, вдруг выпрыгнул из-за кустов огромный лев и схватил одного из негров. Только благодаря смелости и находчивости товарищей несчастный был спасен; воины прогнали льва горящими головнями, копьями и ружейными пулями. Об этом случае Гансон не сказал никому в доме у Великого Бваны.
Итак, Гансон знал, что в их округе появился страшный хищник, решающийся нападать на людей. Он слышал рев голодного зверя и не сомневался, что лев, которому так хочется крови, подстерегает Мериэм и Бэйнса. Он обозвал англичанина идиотом и пришпорил лошадь.
Мериэм и Бэйнс выехали на маленькую полянку. В пятидесяти шагах от них за кустами залег Нума. Его желто-зеленые глаза напряженно следили за всадниками, а кончик рыжего хвоста судорожно вздрагивал. Хищник измерял расстояние между собой и людьми. Прыгать сейчас или подождать немного? Быть может, люди еще ближе подъедут к нему? Голод толкал его вперед, а осторожность заставляла ждать. Из-за поспешного или необдуманного прыжка можно лишиться вкусного обеда. Если бы прошлой ночью он был терпеливее и подождал бы, пока черные люди заснут, ему не пришлось бы голодать еще двадцать четыре часа.
Другой зверь, почуявший запах льва и приближающихся людей, сидел на суку, в нескольких шагах от льва. Под ним колыхалось серое, громадное тело слона. Зверь заворчал и спрыгнул с дерева на широкую спину слона. Он шепнул ему что-то на ухо, и слон Тантор стал раскачивать хобот по ветру, стараясь уловить этот запах, о котором ему только что шепнули на ухо.
Ему шепнули на ухо не только об этом, а еще другое какое-то слово. Какое слово? Может быть, распоряжение, приказ? Услышав это слово, огромное животное двинулось неуклюжей, но неслышной походкой, по направлению ко льву, а на спине у него сидел Тармангани.
С каждой минутой запах льва становился сильнее. Нума терял терпение. Почему человеческое мясо так долго не подходит к нему? Сколько времени ему еще ждать? Он сердито бил себя хвостом по тощим бокам и ворчал от досады.
Не подозревая об угрожающей опасности, девушка и молодой человек ехали по лужайке и мирно беседовали.
Их лошади шли рядом. Мистер Морисон Бэйнс взял Мериэм за руку и, крепко сжимая ее, пламенно изливался в любовных признаниях.
— Поедем со мной в Лондон! —
— Зачем же нам бежать? — спросила девушка. — Бвана и Моя Дорогая разрешат нам повенчаться и здесь.
— В данную минуту я венчаться не могу, — объяснил мистер Бэйнс. — Мне нужно выполнить еще кое-какие формальности. О них не стоит говорить, вы все равно не поймете. Мы повенчаемся потом… в свое время. А теперь… сейчас… я не могу больше ждать! Нам надо поехать в Лондон. Там все устроится! Если вы любите меня, вы согласитесь поехать со мною. И почему вы говорите о венчании? Ведь вы жили в среде обезьян… Разве обезьяны хлопочут о каких-то бракосочетаниях, венчаниях? Они любят — это главное. Мы тоже любим друг друга, и больше ничего нам не нужно. Если бы вы и теперь жили среди обезьян, вы просто сошлись бы с самцом, как всякая обезьянья самка. Это закон природы, и никакому закону, созданному умом человеческим, не устоять против закона, созданного природой. И какое нам дело, что подумают о нас другие люди, если мы любим друг друга. Я готов отдать вам всю свою жизнь, а вы не хотите принести мне такую малую жертву!
— Вы любите меня? — спросила девушка. — И вы женитесь на мне, когда мы приедем в Лондон?
— Да, да, клянусь! — воскликнул он.
— Хорошо, я поеду с вами, — прошептала она, — хотя я и не понимаю, зачем это нужно.
Она склонилась к нему на плечо, он обнял ее, и их губы слились в поцелуе.
В эту самую минуту из чащи леса высунулась огромная голова слона. Мистер Морисон и Мериэм слышали только друг друга, видели только друг друга, и потому ничего не заметили. Но Нума заметил все. Точно также и тот человек, который сидел на объемистой голове Тантора, не мог не увидеть, что какой-то мужчина крепко обнимает какую-то девушку.
Сидевший на голове у Тантора был Корак. Но девушка была так изящна, на ней было такое нарядное платье, что он не узнал своей Мериэм. Он увидел только самца-Тармангани и его самку.
В эту минуту лев прыгнул…
Он боялся, как бы Тантор не спугнул его добычи, и потому поторопился прыгнуть из своего укромного места возможно скорее. Он страшно рычал. Земля дрожала от его могучего рыка. Лошади остановились, как вкопанные. Мистер Морисон Бэйнс похолодел, побледнел: он ужасно испугался. Яркое сияние полной луны озарило льва. Мускулы мистера Морисона уже не повиновались ему: они подчинились другой, более могучей силе — закону природы, который говорит о самосохранении… Эта сила заставила его пришпорить коня и умчаться во весь опор — прочь из леса, на поляну, подальше от всякой опасности.
Конь Мериэм, увидя ускакавшую лошадь Морисона, пустился вслед за нею. Но девушка осталась спокойна, так же, как и полуголый дикарь, который, сидя на слоне, с улыбкой созерцал интересное зрелище.
Корак знал, что лев голоден. Он полагал, что лев имеет полное право охотиться. Кораку не было дела до каких-то двух Тармангани. Но один из Тармангани оказался самкой, и Корак почувствовал инстинктивное стремление взять эту самку под свое покровительство. Откуда появилось в нем это чувство, он и сам не мог бы объяснить. Ко всем Тармангани он относился враждебно, и тем не менее, несмотря на то, что он долгое время жил как дикий зверь, унаследованные им человеческие чувства нередко проявлялись в нем и брали верх над звериными инстинктами.