Тарзан (Сборник рассказов)

Берроуз Эдгар Райс

На расстоянии нескольких миль отсюда, Тарзан-обезьяна в это время развалился на широкой голове Тантора-слона. Он щекотал его за огромными ушами концом заостренной палки и беседовал с громадным толстокожим обо всем, что наполняло его черноволосую голову. Тантор понимал очень мало или совсем ничего не понимал из того. что ему говорили. Но Тантор был хороший слушатель Качаясь из стороны в сторону, он стоял, наслаждаясь обществом своего любимого друга и проникаясь очаровательным ощущением щекотки.

Нума-лев, почуяв запах человека, осторожно проследил

за ним, пока не увидел свою добычу на голове могучего обладателя клыков; тогда он повернул обратно с рычанием и ворчанием, чтобы отыскать более подходящие условия для охоты.

Слон, в свою очередь, уловил запах льва, принесенный ему играющим ветерком, и, подняв хобот, громко закричал. Тарзан томно потянулся, лежа спиной во всю длину на шероховатой коже. Мухи роились вокруг лица; но он лениво отгонял их густой веткой, сорванной с дерева.

— Тантор, — говорил он, — хорошо быть живым! Хорошо лежать в прохладной тени! Хорошо глядеть на зеленые тени! Хорошо глядеть на деревья, на яркую окраску цветов, на все, что Куду-солнце устроил здесь для нас. Он очень добр к нам, Тантор; он дал тебе нежные листья, и кору, и роскошную траву для питания; мне он дал Бару, и Хорту, и Низу, плоды, орехи и коренья. Он для каждого запасает ту пищу, которая ему больше нравится. Единственное, что он требует, это, чтоб мы оказались достаточно сильными или хитрыми, чтобы пойти и взять ее. Да, Тантор, жить хорошо! Мне смерть ненавистна!

Тантор издал слабый звук горлом и изогнул хобот кверху для того, чтобы поласкать хоботным пальцем щеку человека-обезьяны.

— Тантор, — вдруг сказал Тарзан, — поверни обратно и иди к племени Керчака, большой обезьяны! Тарзан хочет приехать домой на твоей голове, а не идти пешком.

Обладатель клыков повернул обратно и побрел вдоль по широкой тропинке, под сводами ветвей, иногда останавливаясь, чтобы сломать нежную ветку или отодрать съедобную кору ближайшего дерева. Тарзан растянулся лицом вниз на голове и спине слона, ноги его висели по обеим сторонам, ладони поддерживали голову, локти покоились на широком черепе животного. И таким образом они отправились, не спеша, к месту собрания племени.

Как раз перед самой просекой появилась с противоположной стороны другая фигура — хорошо сложенный черный воин, осторожно пробиравшийся по джунглям. Он был начеку, ожидая многочисленных опасностей, которые могли повсюду таиться на пути. Ему удалось пройти под обезьяньим караульщиком, который, расположившись на большом дереве, охранял дорогу с юга.

Обезьяна позволила Гомангани пройти без задержек, так как видела, что он один; но в ту минуту, когда воин вошел в просеку, громкое «Криг-а!» раздалось сзади него, и вслед за этим последовал целый хор откликов с разных сторон в то время, как крупные самцы кинулись вперед сквозь ветви деревьев в ответ на призыв товарища.

Негр остановился при первом же крике и оглянулся кругом. Он ничего не мог видеть, но он хорошо знал голоса волосатых обитателей деревьев, и он, и его родичи боялись эти зверей, не только из-за их

силы и жестокости, но также из-за суеверного страха перед человекоподобными обезьянами. Но Булабанту не был трусом. Он слышал повсюду вокруг себя голоса обезьян; он знал, что спасение, по всей вероятности, невозможно, поэтому он стоял с копьем наготове в руке и с воинственным криком, дрожащим на губах. Он дорого продаст свою жизнь, он, Булабанту, младший вождь деревни Мбонги.

Тарзан и Тантор были недалеко, когда первый крик часового прозвучал в тиши джунглей. С быстротой молнии спрыгнул Тарзан со спины слона на ближайшее дерево и уже проворно мчался по направлению к просеке, прежде чем замерло эхо первого «Криг-а!». Когда он явился на место, то увидел дюжину самцов, окруживших Гомангани. С криком, от которого стыла кровь, Тарзан бросился в атаку. Он ненавидел черных еще больше, чем обезьяны, и здесь представлялся случай убийства.

— Что сделал Гомангани? Он, может быть, убил кого-нибудь из племени?

Тарзан спросил об этом ближайшую обезьяну. Нет, Гомангани никому не причинил вреда. Газан, бывший на страже, увидел, как он шел по лесу. Газан закричал — вот и все.

Человек-обезьяна протолкнулся вперед, раздвигая круг самцов; ни один из них не довел себя до такой степени ярости, чтобы броситься в атаку. Тарзан встал так, чтобы иметь возможность вблизи рассмотреть черного. Он сразу узнал этого человека. В прошлую ночь он видел его в борьбе с огненными глазами перед костром, в то время, как его товарищи ползали в грязи у его ног, слишком перепуганные, чтобы даже защищаться.

Это был храбрый человек, а Тарзан глубоко восхищался храбростью. Даже его ненависть к черным была менее сильной страстью, чем его поклонение мужеству. Он во всякое время обрадовался бы возможности сразиться с черным воином, но этого воина ему не хотелось убивать; он смутно чувствовал, что этот человек заслужил право на жизнь, так храбро защищая ее в прошлую ночь, и ему не нравилось неравенство шансов, противопоставленных одинокому воину.

Он обратился к обезьянам.

Ступайте есть! — сказал он. — Предоставьте Гомангани спокойно идти своей дорогой. Он нам не причинил вреда, а прошлой ночью я видел, как он боролся с Нумой и Сабор огнем, совсем один в джунглях. Он — храбрый. Зачем нам убивать храбреца, не напавшего на нас? Отпустите его!

Обезьяны зарычали. Им это не понравилось.

— Убьем Гомангани! — закричал один.

— Да, — заревел другой, — убьем Гомангани и Тармангани заодно.

— Убьем белую обезьяну! — вскрикнул Газан. — Это совсем не обезьяна, но Гомангани, с которого снята кожа.

— Убьем Тарзана! — ревел Гунто.

— Убьем! Убьем! Убьем!

Самцы, наконец, довели себя до безумной жажды кровопролития, но это было направлено больше на Тарзана, чем на негра. Вдруг косматая фигура пронеслась мимо них, отбрасывая в сторону тех, кто попадался ей на дороге, подобно тому, как сильный человек раскидывает ребятишек. Это был Тог — огромный, свирепый Тог.