Тарзан (Сборник рассказов)
Шрифт:
Губы Зоры Дрыновой, когда она услышала эту характеристику, слегка скривились в непроизвольной усмешке, незамеченной остальными.
Мигель Ромеро, мексиканец, остался неудовлетворенным.
— Не доверяю я всяким этим гринго, — заявил он. Зверев пожал плечами.
— Наша личная неприязнь не имеет значения, — сказал он, — по сравнению с интересами мирового рабочего класса. Когда Коулт прибудет, мы обязаны принять его как своего; и не забывать, что как бы мы ни ненавидели Америку и американцев, без них и без их паршивого
— Капитала, нажитого на крови и поте рабочего класса, — прорычал Ромеро.
— Вот именно, — подхватил Рагханат Джафар, — но, как ни парадоксально, это же богатство подорвет и уничтожит капиталистическую Америку и в конце концов обеспечит победу пролетариата.
— Вот и я так думаю, — сказал Зверев. — Ради общего дела я предпочту американское золото золоту любой другой страны…
— Но что значат для нас ничтожные средства этого американского бизнесмена? — требовательно спросила Зора. — Это же пустяк по сравнению с тем, что Америка уже щедро вкладывает в Советскую Россию. Что его измена, по сравнению с изменой других, которые уже делают для приближения победы мирового коммунизма больше, чем Третий Интернационал? Это ничто, даже не капля в море.
— Что вы имеете в виду, Зора? — спросил Мигель.
— Я имею в виду банкиров, промышленников, инженеров Америки, которые продают нам свою собственную страну и мир в надежде набить золотом свои уже и так лопающиеся сундуки. Один из наиболее благочестивых и почитаемых граждан возводит для нас огромные фабрики в России, где мы сможем выпускать тракторы и танки; их промышленники соперничают друг с другом, чтобы снабдить нас двигателями для тысяч аэропланов; их инженеры продают нам свой интеллект и мастерство, чтобы построить огромный промышленный город, где бы производились боеприпасы и военная техника. Таковы эти предатели, таковы эти люди, которые ускоряют приближение дня, когда Москва станет диктовать свою политику всему миру.
— Вы говорите так, будто сожалеете об этом, — раздался сухой голос возле ее плеча. Девушка быстро обернулась.
— А, это вы, шейх Абу Батн, — произнесла она, узнав смуглого араба, который подошел, закончив пить свой кофе. — Наша благосклонная фортуна не мешает мне видеть вероломство врага, но и не позволяет восхищаться изменой кого бы то ни было, даже если она выгодна для нас.
— Это и ко мне относится? — настороженно спросил Ромеро.
Зора рассмеялась.
— Ну что вы, Мигель, — проговорила она. — Вы же представитель рабочего класса и верны пролетариату своей страны, а те, другие, принадлежат к классу капиталистов; их правительство — правительство буржуазное, которое настолько ненавидит коммунистические идеалы, что так и не признало наше государство; тем не менее, в своей жадности эти свиньи продают своих же и свою страну за горсть вонючих долларов. Я их презираю.
Зверев усмехнулся.
— Ты настоящая
— Но ненавистью и болтовней ничего не добьешься, — сказала девушка. — Скорей бы начать делать дело. А мы торчим здесь и бездействуем.
— И что же ты предлагаешь? — добродушно поинтересовался Зверев.
— По крайней мере, могли бы попытаться завладеть золотом Опара, — ответила она. — Если Китембо прав, его хватило бы на финансирование дюжины экспедиций вроде планируемой, и мы не нуждались бы в этом американском… как их там называют?.. толстосуме.
— Меня тоже посещали подобные мысли, — произнес Рагханат Джафар. Зверев нахмурился.
— Может, кое-кому из вас не терпится возглавить эту экспедицию, — раздраженно сказал он. — Я знаю, что делаю, и не обязан ни с кем обсуждать свои планы. Настанет время для приказов, и я их отдам. Китембо получил свой, и уже несколько дней ведется подготовка к экспедиции на Опар.
— Мы так же заинтересованы и готовы рискнуть, как и вы, Зверев, — резко вмешался Ромеро. — Предполагалось, что мы будем работать на равных, а не как хозяин и раб.
— Скоро вы узнаете, что хозяин — я, — огрызнулся Зверев неприятным тоном.
— Да, — усмехнулся Ромеро, — царь тоже считал себя хозяином, вам известно, что с ним стало?
Зверев вскочил на ноги, выхватил револьвер и направил на Ромеро, но в ту же секунду девушка ударила его снизу по руке и встала между ними.
— Ты с ума сошел, Зверев! — вскричала она.
— Не вмешивайся, Зора! Это мое дело, и рано или поздно его придется решать. Здесь главный я, и я не потерплю предателей в своем лагере. Отойди.
— Нет! — решительно возразила девушка. — Мигель был не прав, но и ты тоже, а проливать кровь — нашу собственную — сейчас означало бы полностью потерять всякий шанс на успех. Это посеет семена страха и подозрительности и будет стоить нам уважения со стороны чернокожих, ибо они почувствуют отсутствие среди нас единства. К тому же, Мигель безоружен, стрелять в него было бы подлым убийством, а это лишило бы тебя уважения всякого порядочного человека в экспедиции. — Она выпалила эти слова на русском языке, которого, кроме нее и Зверева, никто из присутствующих не понимал, затем повернулась к Мигелю и обратилась к нему на английском.
— Вы были неправы, Мигель, — мягко произнесла она. — Руководителем должен быть один человек, и на эту должность был избран товарищ Зверев. Он сожалеет, что поступил опрометчиво. Извинитесь перед ним за свои слова, пожмите друг другу руки, а мы все давайте забудем о случившемся.
Ромеро на миг заколебался, затем протянул Звереву
руку.
Русский пожал протянутую руку и чопорно поклонился.
— Забудем об этом, товарищ, — произнес он, сохраняя хмурое выражение, как, впрочем, и мексиканец.