Ташкент - город хлебный
Шрифт:
– А если я не весь с'ем?
– Все равно грех.
– Чай я не нарошно: есть хочется.
– Бери, если не боишься.
Запутались Сережкины мысли: и взять и не взять. И есть хочется и перед товарищем стыдно.
Подошел тяжелый сон, начал Сережкину голову нагибать, Сережкино тело укачивать.
– Спи!
Долго боролся Сережка с тяжелым сном. Глаза открывал, головой встряхивал, руками судорожно ощупывал кружку в мешке.
– Есть больно хочется...
– Спи! Завтра наешься.
Положил
– Не надо воровать, терпи маленько...
7.
К утру подали поезд ташкентский.
Поднялись мужики с сундуками, поднялись бабы с ребятами. Вскинулись мешки на плечи, загремели ведра, чайники, самовары. Выгнулись спины мужицкие, растрепались головы бабьи; мокро под рубашками.
Повалили...
– Стой!
– Чей мешок у тебя?
– Милиция!
Воет баба над пропавшим мешком, машет кулаками мужик.
– Стой!
Оторвался с кожаной лямки сундук
– Грох!
Полетели два мужика через сундук
– Грох!
Повалили...
Не река сорвалась в половодье - народушко прет со всех сторон, со всех концов. Из канав вылезли, из-за стен выползли - босые, рваные, дождями промытые, ветрами продутые.
– Не мешай!
Захрупали крыши вагонные под сотнями ног. Заревела темнота предутренняя сотнями голосов. Тяжело дышат мужики, отдуваются. Руки дрожат, ноги дрожат, глаза от страха выворачиваются.
– Не мешай!
Баб подсаживают, сундуки кидают, мешки кидают, ребят на руки бабам кидают. Храпят, задыхаются.
– Не поспеешь!
– Товарищ, товарищ, это баба моя!
– К черту?
– Какое полное право?
– Гони!
– Ива-а-ан!
– Ах, сукины дети!
Тащит Мишка Сережку перепуганного, ныряет под вагонами, стукается головой о колеса
– Скорей!
А двери вагонные высоко. А Мишка с Сережкой не достанут до вагонных дверей, никак не залезешь. И ухватиться не за что.
– Дяденька, подсади!
Воронкой вертятся мужики с бабами, топчут, мнут, к дверям не подпускают.
– Лезь на крышу!
– Чайник где?
– Товарищи, чайник наш!
– Рраз!
– по зубам.
– Жулик!
– Бей до смерти!
Обежал Мишка вокруг поезда два раза - никто не подсаживает. Что делать? А мужики верхом садятся на буфера, и бабы верхом садятся. Девки лезут, ноги по-мужичьи раскорячивают. Значит, можно тут. Вскочил Мишка верхом на буфер, кричит:
– Лезь сюда!
А Сережка не влезет.
– Давай подсажу!
– Упаду я тут.
Здорово рассердился Мишка, даже зубы стиснул.
– Крепче держись!
Ухватился Сережка обеими руками за железную шляпку, глаза ничего не видят.
– Раздавит меня тут.
А
– Марш отсюда!
Задрожал Сережка - ни живой, ни мертвый.
– Батюшки!
Мишка шепчет ему:
– Молчи, молчи, он не видит нас. Не кашляй!
– Руки не держатся.
– Брось говорить!
– Мишенька, миленький, упаду.
Тут Мишка совсем рассердился.
Плюнул под буфер, сказал:
– Падай, я один поеду...
Замолчал Сережка, а солдат Сережкину голову увидал.
– Кто тут?
Влопались.
– Слезай!
Ничего не поделаешь.
Или слезай, или говорить начинай. Мишка вступил в переговоры.
– Это, товарищ красноармеец, мальчишка из нашей деревни со мной едет.
– А ты кто?
– Лопатинский я, Бузулуцкого уезда. Еду за хлебом в Ташкент.
– Показывай документы!
– Пашпорт?
– Я тебе дам пашпорт!
А другой солдат кричит позади:
– Тащи в орта-чеку!
Екнуло Мишкино сердце:
– Достукались!
Сережка - ни живой, ни мертвый.
Схватил солдат его за руку - инда в плече дернуло.
– Сопливые мальчишки! Транспорт только уничтожаете...
Вот тебе раз! Поехали за хлебом в Ташкент, попали в орта-чеку. А орта-чека, не иначе, судить будет. Слыхал Мишка такое слово от мужиков - не больно хвалили. Если солдату сунуть маленько - денег нет. Плакать нарочно - не поверит. И поезд уйдет. Вертится Мишкина голова с разными мыслями ничего не придумаешь. Увидал - Сережка хнычет, на хитрость пустился.
– Чего же ты нюни распустил? Чай, нас не в тюрьму повели. Разберут, откуда мы такие - отпустят.
Потом солдату ласково сказал:
– С нашим братом нельзя иначе. Все мы лезем, куда не надо...
Молчит солдат.
– Товарищ красноармеец, нельзя ли нас двоих пропустить? Мы голодающие.
– Шагай, шагай, завтра поедешь.
Мишка подумал:
– Как его обмануть?
Схватил его за руку, шепчет:
– Товарищ красноармеец, мужик полез.
– Где?
– Вон там, за вагонами сел.
Глядит солдат, а на вагоне две бабы торчат, словно на счастье.
– Стойте тут!
Мишка радостно подхватил:
– Стой, Сережка, стой! Подождем товарища красноармейца некогда ему с нами возиться...
Побежал солдат баб прогонять, а народу кругом - ни души. В самый раз. Поправил Мишка мешок на спине, шепчет Сережке:
– Не кричи! Давай руку!
Сначала позади станции бежали, мимо коровьих хлевушек, в темноте натыкались на навозные кучи. Напугали собаку сонную. Залаяла собака, напугала Сережку. Выбежали около водокачки, нырнули под вагоны в самый хвост. Посидели, дальше поползли. Обнюхал Мишка руки себе, плюнул.