Ташкентское затмение

Тамоников Александр

– Что им нужно? – Капитан явно занервничал, так как даже не подумал спросить, чьи приказы он собирается выполнять.

– Принципиально? Ничего. Просто подогреть толпу, создать репортаж-протест, – прокомментировал Хелмс.

– Но против чего они протестуют?

– Капитан, вы что, оглохли? Не слышите, что скандирует народ? – Хелмс начал раздражаться туповатостью капитана. – Они протестуют против войны во Вьетнаме.

– Война во Вьет… – капитан подскочил на месте, схватился за рацию и начал по цепочке вызывать посты.

Он отдавал один и тот же приказ, а над площадью продолжал

лететь призыв: «Нет войне! Нет войне! Нет войне!» Краем глаза капитан следил за молодым человеком у моста, стараясь не упускать его из вида.

– Что делать с репортером? Арестовать? – без тени сомнения в том, что подобный вопрос в компетенции незнакомца, капитан обратился к Хелмсу.

– Ни в коем случае! Арест журналиста лишь усугубит последствия, – предостерег Хелмс. – Займитесь организованной группой подстрекателей, с журналистом я разберусь.

– Вы? – наконец до капитана дошло, что он понятия не имеет о том, кто им командует.

– Да, я, капитан. Не волнуйтесь, для этого у меня полномочий гораздо больше, чем у вас, – ответил Хелмс и поспешил к Алену Коэну.

Коэн уже оставил в покое девушку в красном сарафане, получив от нее все, что хотел. Теперь он обрабатывал семейную пару средних лет, направив на них сразу три объектива. Мужчина был явно смущен, он, потупив взор, молчал, а его жена вещала на всю страну и изо всех сил старалась вовлечь в разговор и мужа.

– Конечно, любой здравомыслящий человек будет выступать против войны, ведь так, Гарольд?

– Вы хотите обратиться к президенту с призывом покончить с бессмысленной гибелью американских сыновей? – подбрасывал женщине вопросы Ален Коэн.

– Да, мы хотим, чтобы президент нас услышал, правда, Гарольд?

Хелмс выжидал, пока капитан и его люди начнут действовать. Он видел, как человека у северного парапета нейтрализовали, аккуратно взяв под руки, и увели к полицейскому пикапу. В тот же момент в нескольких местах в толпе возникли полицейские и начали аккуратно выводить людей Коэна. «Пора», – решил Хелмс и мягко оттеснил женщину от объектива камеры журналиста.

– Ваш малыш заскучал, мадам, – негромко произнес он и указал на карапуза лет четырех, которого женщина держала за руку. – В парке работают аттракционы, не хотите покатать мальчика на качелях?

– Правда, Иззи, пойдем, – Гарольд одарил Хелмса благодарным взглядом. – Том весь день просится на качели. Давай порадуем мальчика.

– Томми! Ты хочешь на качельки? Ну конечно, будут тебе качельки!

Женщина переключила свое внимание на внука и тут же забыла о существовании Алена Коэна и вьетнамских проблемах. Карапуз радостно засмеялся, женщина умиленно улыбнулась, взяла под руку мужа и увлекла в сторону парка. Поняв, что интервью сорвалось, Коэн опустил микрофон и начал высматривать очередную жертву в толпе.

– Не спешите, господин Коэн, – так тихо, чтобы мог услышать только журналист, произнес Хелмс. – Думаю, все интервью закончились. Сегодня не ваш день, поверьте.

– Что вам нужно? – грубовато спросил Коэн.

– Мне нужно, чтобы вы дали людям возможность насладиться праздником, – спокойно ответил Хелмс. – Им не нужны ваши интриги, подстрекательства и вражда. Им нужен праздник. Ведь сегодня праздник, не так ли?

– Когда

вокруг гибнут люди, – начал Коэн, но Хелмс не дал ему договорить.

– Оглянитесь вокруг, – произнес он. – Ваших людей уводят, вы остались без поддержки, так что рекомендую вам убраться с площади добровольно.

– Иначе вы примените силу? – Коэн подал сигнал включить камеры, предвкушая потасовку, в которой он сыграет главную роль.

– Нет, что вы! У нас свободная страна, – Хелмс улыбнулся, заметив, как внимательно Коэн осматривает толпу, отыскивая серо-коричневые футболки и не находя их. – У меня нет к вам претензий. Напротив, я с удовольствием попозирую перед камерами и с вашей помощью напомню американскому народу о значимости сегодняшнего дня. Ведь это поистине великий день, в который американский народ получил свободу слова и свободу выбора.

– Сворачиваемся, парни, – раздраженно бросил Коэн, опуская микрофон.

Он не узнал Хелмса и потому упустил возможность получить интервью нового директора ЦРУ. Хелмс наблюдал, как люди Коэна быстро собирают оборудование и грузят его в фургон. Он улыбался. Сегодня ему удалось разрушить планы подпольных газетчиков, не допустить беспорядков на площади перед Залом независимости, а значит, день прожит не зря! «Старая модель в новом формате, – промелькнуло у него в голове. – Возможно, идея Дэйва не так плоха!» Хелмс поискал глазами друга, но того на площади уже не было. «Что ж, может, оно и к лучшему, – подумал Хелмс. – Пора и мне возвращаться в Лэнгли, к рутинной работе. Праздник закончился, наступают суровые будни».

Спустя три дня он сидел в приемной президента Линдона Джонсона, держа в руках пухлую папку. В верхнем правом углу папки стоял штамп «Совершенно секретно». Время от времени секретарь президента бросал сочувствующий взгляд на директора ЦРУ и, как бы извиняясь, произносил:

– Совещание затягивается, господин директор. Придется подождать.

– Хорошо, Трэвис, я подожду, – неизменно отвечал Хелмс, и в приемной снова наступала тишина.

Совещание в кабинете президента длилось уже больше трех часов. Хелмсу было назначено на два часа дня, но и без четверти четыре в кабинет он все еще не попал. В ожидании своей очереди Хелмс продолжал прокручивать в голове план, составленный после возвращения из Филадельфии. Слова Дэйва об испытанном методе действий, в совокупности с увиденным на площади перед зданием Зала независимости, подсказали Хелмсу направление, в котором могло бы действовать ЦРУ. В этом направлении и начал разрабатывать план Хелмс.

После напряженности во время Карибского ядерного кризиса холодная война между США и Советским Союзом хоть и приняла более мягкие очертания, но актуальности не потеряла. Отношение Линдона Джонсона, как президента, к противостоянию между двумя сверхдержавами оказалось неоднозначным. В период до президентства, особенно в пятидесятые годы, Джонсон был известен как убежденный сторонник политики силы в отношении Советского Союза. Теперь же, осознав реалии международной политики, прочувствовав на своей шкуре сложность взаимоотношений СССР и США, он, как прагматик, придерживался курса, который помогал предотвратить ядерную угрозу, стараясь нормализовать отношения с СССР.