ТАСС уполномочен… промолчать

Николаев Николай Николаевич

Об этой трагедии, случившейся неподалеку от канадского побережья, в свое время много писали, особенно за рубежом. Не обошла ее своим вниманием и советская пресса, хотя подобные публикации в те годы не особо приветствовались. Но не на все вопросы относительно этой морской катастрофы тогда были получены ответы. Нет их, увы, и сегодня. И мы по-прежнему не можем определенно сказать, кто виноват в случившемся: обстоятельства, техника или конкретные люди.

Сильнейший шторм, ставший причиной гибели десятков людей, причем не только советских моряков, разыгрался в северных районах Атлантического океана в середине февраля 1982

года. Небо заволокли свинцовые тучи. Двенадцатиметровые волны, словно щепки, бросали вверх-вниз корабли, которые оказались в тот момент в открытом море. Складывалось впечатление, что природа всерьез решила проверить людей на прочность.

Первой жертвой буйства стихии стала канадская буровая платформа «Оушен Рейнджер», установленная в 170 милях к востоку от Ньюфаундленда. На ней работали 84 человека. Эта полупогруженная конструкция, созданная японскими инженерами, считалась непотопляемой, поэтому, когда на нее обрушились первые удары волн, ни о какой экстренной эвакуации персонала никто и не помышлял. Все буровики укрылись во внутренних помещениях платформы и принялись ждать улучшения погоды.

Беда, как это обычно бывает, пришла неожиданно. Ранним утром 15 февраля платформа не выдержала напора ветра, сила которого достигала 130 километров в час, и угрожающе накренилась. В эфир тут же полетели сигналы SOS, а рабочие устремились к спасательным средствам, чтобы покинуть свой временный, ставший таким опасным, дом. Но отправить призыв о помощи – это было последнее, что они успели сделать. Через несколько минут «Оушен Рейнджер» ушла под воду, и волны сомкнулись над головами оказавшихся в беде людей.

Вполне вероятно, что кого-то и можно было спасти, если бы те суда, которые откликнулись на призыв о помощи, оказались бы ближе к платформе. Но события развивались столь стремительно, что корабли береговой охраны Канады, прибывшие в район бедствия только сутки спустя, уже ничего не смогли сделать. Когда спасательная операция все же началась, то спасать было уже некого – все, кто работал на платформе, погибли. Из воды удалось поднять только 22 тела. Судьба остальных рабочих так и осталась неизвестной. Хотя верить в чье-то чудесное спасение не приходится.

Из десятка судов, которые поспешили на помощь «Оушен Рейнджер» после получения сигнала бедствия, первым это сделал советский теплоход «Механик Тарасов», следовавший рейсом из канадского Три-Риверс в немецкий Гамбург, а оттуда в Ленинград. В тот момент, когда корабль изменил курс, его отделяли от платформы около 100 миль.

Сначала все шло нормально, но через несколько часов пути волны сбили две колонны трюмных вентиляторов судна, и вода стала заливать трюмы и насосы рулевого управления. Теперь уже «Механику Тарасову» пришлось посылать в эфир сигналы SOS, а его экипажу – бороться не за чужие жизни, а за судьбу своего корабля.

Это судно, построенное за несколько лет до злополучного рейса на верфи в Финляндии, считалось довольно совершенным для данного класса кораблей. Однако специалисты не были полностью уверены в его мореходных качествах: корпус судна имел широкую корму, очень высокие борта и широкие «развесистые» носовые скулы.

Такая форма не оставляла сомнений в том, что даже при умеренном волнении на море возникнет интенсивная килевая качка. Ну а если гребень волны попадет на носовую палубу, то в следующий момент нос корабля может взлететь выше гребней штормовых волн,

явно демонстрируя, что вертикальные ускорения в оконечностях корпуса превышают ускорение свободного падения.

В таких условиях контейнеры могут на несколько секунд отрываться от палубы и оказываться как бы в невесомости, а затем, вновь обретя вес, разогнаться до большой скорости и повредить обшивку корпуса.

Но эти нюансы, на которые указывали «прожженные морские волки» задолго до спуска судна на воду, не оказались теми весомыми аргументами, которые заставили бы что-либо изменить на этапе проектирования или строительства судна. На них обратили внимание только после гибели «Механика Тарасова». А в момент борьбы со стихией экипаж корабля свято верил в надежность теплохода, поэтому борт судна никто не покинул, даже когда ситуация стала угрожающей.

Капитан датского рыболовного судна «Сицурфари» Майкл Ольсен впоследствии вспоминал: «Было темно, шел снег, и ничего не было видно вокруг. Мы пошли против ветра и вскоре на экране радара на расстоянии 7–8 миль обнаружили крупное судно. Когда подошли ближе и связались с ним по радиотелефону, нам ответили: «Мы русские. К нам идет спасательное судно».

Видя аварийное состояние «Тарасова», капитан Ольсен решил остаться поблизости, полагая, что его помощь еще может понадобиться. Так и случилось. Когда Ольсен увидел, что у «Механика Тарасова» волнами оторвало шлюпку, он вновь вышел на связь и спросил: «Есть ли там люди?» Ему ответили: «Все пока на борту».

Отказался советский капитан и от помощи пилотов канадских вертолетов, которые тоже откликнулись на призыв о помощи. Они кружили над теплоходом до самого последнего момента, пока корабль не затонул. Да и потом с высоты координировали спасательную операцию, которую вели моряки с «Сицурфари». А вот сами летчики уже не могли оказать реальной помощи. Их спасательное оборудование позволяло проводить эвакуацию с борта, но не из штормового моря.

Датчанам удалось поднять на борт многих советских моряков. Их растирали спиртом, укутывали в теплую одежду. Но выжить удалось только пятерым. Остальные члены экипажа «Механика Тарасова» погибли от переохлаждения.

Особенно запомнилось капитану «Сицурфари», как кто-то из советских моряков продолжал говорить по радиотелефону в то время, когда судно уходило под воду. «У нас не было магнитофона, чтобы записать его речь. Мы не знаем, кто это был и что он говорил». С тех пор Ольсена мучает вопрос: что же передавал тот русский моряк перед смертью?

Кроме датчан и канадцев, в спасательной операции приняли, точнее, попытались принять участие и советские траулеры – БМРТ-559 «Толбачик» и БМРТ-244 «Иван Дворский». Однако эти рыболовные суда вряд ли могли оказать реальную помощь. Их борта были слишком высоки, чтобы поднять людей из бушующего моря.

Как впоследствии отмечал писатель Виктор Конецкий, в том, что «Толбачик» и «Иван Дворский» бросились на помощь «Механику Тарасову», было что-то символическое. «Хотя мы всегда стараемся обойти рыбаков на почтительном расстоянии, я искренне убежден в том, что самые морские моряки – это рыбаки…» – писал Конецкий. Все это справедливо, но результат, к сожалению, был нулевым.

Расследование причин кораблекрушения «Механика Тарасова» привело к появлению множества вопросов о штормовых мореходных качествах новейших для того времени кораблей и судов океанского флота.