Татаро-монголы в Азии и Европе

Гумилев Лев Николаевич

Было бы ошибочно думать, что эпоха регентства Туракины была эпохой господства военной партии. Туракина унаследовала достаточно мощный аппарат, чтобы продержаться несколько лет, не обращаясь к поддержке оппозиционных социальных групп. Глупая и невежественная женщина, Туракина не отдавала себе отчета в том, что так не могло долго продолжаться.

У власти оказалась придворная камарилья, во главе которой стояла Фатима-хатун, пленная персиянка, наперсница ханши. Интриги и произвол достигли своего расцвета. Чинкай, спасая свою жизнь, должен был укрыться под защиту Кудэна, внука Угэдэя; Махмуд Ялавач бежал, обманув стражу, а нойон-темник Керегез был арестован и казнен по наветам Фатимы. Правление Туракины породило еще больше недовольства, чем управление Елюй Чу-цая.

Военная же партия, сплоченная в 30-е годы, отнюдь не оказалась такой в 40-е. Она разбилась на две группы, соперничество которых помогло Туракине сохранить власть до августа 1246 г., когда на престол был избран Гуюк.

Одна из них, отражавшая, как можно предположить, интересы монгольской военной аристократии, ветеранов, соратников Чингис-хана, ориентировалась сначала на Тэмугэ-отчигина, который в 1242 г. сделал

неудачную попытку захватить престол, а потом — на Батыя, ставшего старшим в роде, и Мэнгу.

Другая, связанная с уйгурским купечеством, состояла, по-видимому, из среднего и низшего воинства, кэрэитского, найманского и каракиданьского происхождения. Идеологией этой группы было христианство, а вождем стал личный враг Батыя — Гуюк, хотя он и не был христианином. В XIII в. исповедание веры и политическое направление в какой-то мере соответствовали друг другу.

Несторианское христианство, занесенное в Центральную Азию в VII–VIII вв., к началу XIII в. достигло своего расцвета. Христианами были кэрэиты, самое многочисленное и культурное из монгольских племен, часть уйгуров, басмалы, и, по-видимому, христианская идеология была распространена и у найманов и каракиданей. Большая часть кочевников, покоренных Чингис-ханом, так или иначе примыкала к христианству [2413] . Во внешних войнах покоренные кочевники шли рука об руку с монголами, но внутри империи они были в подчинении у ветеранов Чингиса. которые исповедовали свою веру и допускали на высшие должности только своих единоплеменников. В 30-х годах XIII в. возникли противоречия между монгольскими царевичами, Гуюк смертельно поссорился с Батыем. Для того чтобы удержаться, ему надо было опереться на войско. Тогда Гуюк нашел опору среди низших слоев военачальников, т. е. среди кэрэитов, найманов, басмалов и других.

2413

Несториане упоминаются Рубруком неоднократно. Например, в Кульдже («Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука», М., 1957, стр. 127), у найманов (стр. 115), у меркитов (стр. 116), в ставке Батыева сына Сартака (стр. 117) и Мэнгу-хана (стр. 147) и др. Старый обычай моления у монголов состоял в том, что они складывали большой, указательный и средний пальцы, прикладывали их ко лбу и наклоняли голову (Д. Банзаров, Черная вера, СПб., 1891, стр. 43). Смысл этого обычая был самим монголам непонятен, так как еще в XIII в. христианство в Монголии стало одиозным. Иоанн Мандевильский замечает, что у монголов хан и князья по религии отличались от народа (Д. Банзаров, Черная вера, стр. 17), и действительно Койяк сказал Рубруку про Сартака, что «он не христианин, а моал» («Путешествие…», стр. 114), противопоставив два существовавших одновременно и боровшихся между собою мировоззрения — языческое и христианское.

Гуюк приблизил к себе христианских чиновников из Уйгурии-Кадака и Чинкая и православных священников из Сирии, Византии, Осетии и Руси [2414] , одновременно объявив себя врагом латинства [2415] и ислама. Он собирался продолжить завоевательную политику своего деда, очевидно для того, чтобы оделить военной добычей своих сподвижников, обойденных монгольской военной аристократией. Рашид ад-Дин приводит пример его «щедрости»: ткани, привезенные в ханскую ставку купцами, оплачивала обычно казна. Когда их скопилось много, Гуюк приказал раздать товары бесплатно войску [2416] .

2414

Рашид ад-Дин, Сборник летописей, т. I, кн. 2, стр. 121; «Путешествие…», стр. 79–80.

2415

См. письмо Гуюка к папе Иннокентию IV («Путешествие…», стр. 220–221). Можно думать, что симпатии Гуюка ограничивались восточным христианством, в котором он надеялся обрести союзника в войне против латинской Европы и мусульманского Египта. Это была вполне реальная программа, так как в 1246 г. Иоанн III Ватац, император Никеи, и Александр Невский вели удачную борьбу с латинством за православие и монголы в предполагаемом походе на Европу могли на них опереться.

2416

Рашид ад-Дин, Сборник летописей, т. I, кн. 2, стр. 121.

Смысл мероприятия Гуюка ясен. Купцы, не продавшие товары, получили возмещение из казны. Низы армии, недостаточно богатые, чтобы купить роскошные ткани, получили их даром. Расплатилась за всех провинция. Внезапная смерть Гуюка изменила ситуацию в пользу «старомонгольской партии». Теперь обстановка 1240 г. ясна и одновременно проясняется творческий облик автора «Тайной истории монголов».

Отмеченные военные симпатии автора и замалчивание имени Елюй Чу-цая позволяют с полной уверенностью определить его партийную принадлежность. Он дает резко отрицательную характеристику Гуюку, который «не оставлял у людей и задней части, у кого она была в целости», и «драл у солдат кожу с лица», «при покорении русских и кипчаков не только не взял ни одного русского или кипчака, но даже и козлиного копытца не добыл».

Вместе с тем образ Тэмугэ-отчигина всегда положителен: «Отчигин — малыш матушки Оэлунь, слывет он смельчаком. Из-за погоды не опоздает, из-за стоянки не отстанет». В истории с убийством Тэб-Тэнгри автор стремится выгородить не Тэмуджина, а Отчигина. Он подчеркивает, что Отчигин был всегда любимцем высокочтимой Оэлунь-еке.

Ясно, что автор «Тайной истории монголов» принадлежал к «старомонгольской партии». Потому он

и обеляет Джамуху, представляющегося ему носителем древнемонгольской доблести и традиций, уходящих в прошлое. Потому он выгораживает его от обвинения в измене монгольскому делу устами самого Чингис-хана, будто бы предлагавшего ему «быть второй оглоблей» в телеге государства, другом и советником [2417] . Именно поэтому он восхваляет предательство Джамухи по отношению к кэрэитам и найманам, потомки которых в 1240 г. объединились вокруг Гуюка, ненавидимого и презираемого автором. И не случайно говорит он устами Джамухи, что тот, «стремясь мыслью дальше анды», остался круглым сиротой с одной женой — «сказительницей старины» [2418] . Ведь это неправда! Друзья и соратники Джамухи в то время еще не сложили оружия. Мужественные мерки-ты и неукротимый найманский царевич Кучлук держались до 1218 г., а Джамуха попал в плен случайно, из-за измены своих воинов. Но что до этого автору «Тайной истории монголов»! Ему надо прославить древнюю монгольскую доблесть и изобразить кэрэитов и найманов беспечными, изнеженными хвастунами, чуть ли не трусами [2419] , за исключением некоторых богатырей, вроде Хадак-багатура, обласканного за доблесть самим Чингис-ханом [2420] . Потому он замалчивает роль Эльчжидай-нойона в казни Джамухи, ибо ему пришлось бы отметить, что этот друг Гуюка был также любимцем Чингис-хана, а тогда созданная в «Тайной истории монголов» концепция потеряла бы свою политическую действенность. Эльчжидай упомянут там лишь в той связи, что однажды, проходя мимо стражи, он был задержан, и дважды при этом сказано, что это правильно [2421] .

2417

С. А. Козин, Сокровенное сказание, § 200.

2418

Там же, § 200.

2419

Там же, § 185, 189, 195, 196.

2420

Там же, § 185.

2421

Там же.

Возврат к старой доблести — вот идеал автора и политическая платформа, ради которой он написал свое замечательно талантливое сочинение.

В 1240 г. он был, видимо, очень стар, потому что с 1182 г. местоимение «мы» заменяет «они». Если в это время автору было даже только 16–18 лет, то в 1240 г. ему должно было быть под 80. По одному этому можно сказать, что «Тайная история монголов» не могла быть единственным его произведением, но время и эпоха похитили от нас остальные. Отсюда понятны не только его грандиозная начитанность и свободное обращение с цитатами и изменение интонаций на протяжении повествования, но и само заглавие. Это поистине «Тайная история» — протест против официальной традиции, идеализировавшей личность Чингис-хана.

Автор поставил своей целью доказать, что не хан, а доблестное монгольское войско создало империю. Хан может ошибаться, может иметь недостатки, но. он должен чтить и холить своих ветеранов, «которые вместе с ним трудились и вместе создавали государство» [2422] .

Памфлет писался тогда, когда грамотеи с соизволения хана оттесняли ветеранов. Он был рассчитан на пропаганду, среди этих обижаемых офицеров, он доказывал им, что соль земли именно они и что им обязана империя своим существованием. Конечно, это была «Тайная история», так как монгольское правительство никогда не допустило бы открытой пропаганды таких взглядов.

2422

Там же, § 224.

Мы ничего не можем сказать о дальнейшей судьбе автора «Тайной истории монголов», но мне невольно кажется, что он был среди тех нойонов, которые подбивали на переворот Отчигина в 1242 г. и которые заплатили головой за бездарность и трусость своего высокородного вождя. Но если тенденция «Тайной истории монголов», чернящая Тэмуджина, является полемикой против официального восхваления его личности, то и линия, обеляющая его, тоже, очевидно, против кого-то направлена. Учитывая, что Чингис-хану и его дружинникам-головорезам завоевание собственной страны досталось труднее, чем любая из побед против врагов зарубежных, мы не только вправе, но обязаны предположить в среде монгольских родовичей крайне скептическое отношение к созданию мировой империи на трупах их соплеменников. Мысли и чувства униженных и ограбленных кэрэитов, найманов, ойратов, татар и прочих покоренных кочевников не могли не воплощаться в произведениях, по жанру подобных «Тайной истории монголов». Против них-то и выступает вторая тенденция — прославление справедливого и мудрого хана-вседержителя, устроителя державы, водворившего в Монголии порядок.

Натяжка здесь очевидна: «порядок» выражался в захвате красивых женщин для раздачи победителям да в карательных экспедициях против доведенных до отчаяния их мужей и отцов [2423] . Сама Монголия от «объединения» пострадала не меньше, чем Средняя Азия, Россия или Маньчжурия, и требовалось убедить остатки ее населения в том, что тут есть не только кровь и одичание, но и спокойствие и величие, чему покоренные кочевники вряд ли охотно верили.

В данном вопросе интересы монгольских ханов и монгольских ветеранов совпадали. В 1240 г. единодушие еще не было нарушено, и это четко отражено в нашем источнике.

2423

Там же, § 241.