Татарский удар
Шрифт:
Сначала русские сообщили, что в Казани просто нет аэропорта, способного принять тяжелые транспортники с «голубыми касками» и техникой.
Хогарт указал, что у него другие данные.
Тогда генералы объяснили, что аэропорт, безусловно, есть, но все ВПП, пригодные для приема аппаратов тяжелее «Сессны», находятся в долгосрочном ремонте.
Хогарт, сдерживая улыбку, снова сослался на иные данные.
И только после этого генералы признали, что бирюк Магдиев как в последний месяц распорядился закрыть аэропорт для всех полетов — опасаясь, видимо, прибытия недружественных бортов, — так и сохранил это распоряжение в силе по сей день. Распространив
Зато через десяток минут выяснилось, что очень приличный аэропорт Нижнего Новгорода, а также администрация окружной столицы с восторгом примут и самолеты, и их экипажи с пассажирами, которые смогут отдохнуть перед последним броском на юго-восток.
Хогарт внимательно изучил карту, справился о состоянии дорог, потом переговорил с Фридке о его транспортном парке. И назвал такой вариант оптимальным.
Он не ошибся. Фридке передвигался по подведомственной территории на совсем особенном каком-то Hummer, внутри отделанном почти как лимузин застенчивого миллионера. Впрочем, Хогарт за последний год успел хорошо понять, что такое Hummer и Humvee, и потому радостно воспользовался предложением главного нижегородского чиновника, представлявшего президента России сразу в нескольких окрестных регионах (с такой ветвью власти Хогарт сталкивался впервые, ну да умом Россию не понять). Главный человек, очень хорошо говоривший по-английски, любезно уступил Хогарту свой Lincoln, на котором поездка в Казань приобретала последние черты комфортного путешествия. А Хогарт за какую-то пару минут уговорил Фридке составить ему компанию, а военно-полевая техника пусть катится следом.
Поездка получилась чудесной. Дорога оказалась на удивление приличной, регулируемая электроникой подвеска сглаживала немногочисленные выбоины в странном русском асфальте, хороший кондиционер спасал от июльской духоты, а герметичность салона — от рева идущей следом автоколонны.
Но в конце концов Хогарту надоела и светская беседа, и русская водка, рюмочкой которой они с Фридке встречали каждую пройденную сотню километров. На третьей сотне Уильям решил остановиться, боясь закосеть и смазать торжественную встречу. Как она будет выглядеть, он представлял себе слабо. Возможно, по-восточному пышно, как в Кабуле, где спасенные жители встречали миротворцев бешеными криками и плясками. А может, как в каком-то фильме из русской жизни — там крепкие скуластые девушки выносили навстречу героям полотенце с круглым темным хлебом. Хогарт пообещал себе, что в этом случае обязательно попробует хлеб, что бы ни говорил его диетолог, третий год мучающий министра различными холестериновыми ужасами.
С мыслями о девушках и о грубой, но сытной еде Хогарт задремал. Проснулся оттого, что Lincoln сбавил ход и вскоре остановился. Совсем стемнело, а в лобовое стекло колючей звездой бил прожектор. Хогарт, прищурившись, попытался что-нибудь разглядеть, а когда это не удалось, решительно выбрался из машины и пошел на свет. Тут его слегка качнуло, хотя голова была совершенно ясной. Это рассмешило министра, но он заметил, что к выстроившемуся впереди отряду миротворцев подходит какой-то туземец, обошел парней и поспешно принял серьезный вид.
Туземец был одет в камуфляж и снабжен коротким штурмовым автоматом неизвестной Хогарту конструкции. За спиной туземца — закрытый шлагбаум, справа — полутораэтажная кирпичная коробка
— Добрый вечер, — ответил Хогарт, но сообразил, что непристойным образом тянет одеяло на себя. Огляделся, обнаружил стоящего среди миротворцев Фридке и жестом попросил его представиться и объяснить парню диспозицию.
— Добрый вечер, — сказал и Фридке. — Вы говорите по-английски?
Туземец, светлый шатен вполне европейского вида, что-то ответил, бесцеремонно изучая гостей. Тем показалось, что в ответе мелькнули слова motherfucker. А Фридке еще, кажется, уловил фразу Неnde hoch. Это ему не слишком понравилось, однако он вежливо осведомился:
— Sprechen Sie Deutsch?
— А-а, — явно с отрицательной интонацией ответил камуфлированный хам. Некоторое время он без видимого уважения рассматривал собеседников и вытянувшуюся за их спинами колонну, потом еще что-то сказал, дернув пальцем в сторону пластикового удостоверения, висевшего у Фридке на груди.
— Минуточку, — сухо сказал генерал и шепнул в спрятанный под подбородком микрофон.
Через несколько секунд к ним подбежал здоровенный рыжий сержант. Он лихо козырнул и вопросительно уставился на начальство.
— Стейкман, пожалуйста, помогите нам найти общий язык с этим джентльменом, — попросил Фридке.
Стейкман кивнул и, протянув руку полицейскому, что-то затараторил.
— Вагалейкум салам, — неожиданно ответил полицейский, не отвечая на рукопожатие.
Стейкман явно растерялся, Фридке столь же явно начал вспоминать арабские слова, а Хогарт принялся лихорадочно вспоминать, что Майер и Кларк говорили про влияние «Аль-Каиды» на российских мусульман.
Но тут туземец улыбнулся и сказал что-то, успокоившее Стейкмана. Тот облегченно заржал и опять что-то затараторил.
Полицейский коротко ответил.
Стейкман повернулся к Фридке и сказал:
— Он требует документы, подтверждающие наше право проехать колонной на территорию Татарстана.
— О'кей. Переведи ему. Вот мое удостоверение. Вот, — генерал полез в планшет, — копия миротворческого мандата ООН, выданного мне как руководителю подразделения. А вот приказ их президента Борисова оказывать нам всяческое содействие.
Полицейский выслушал все с выражением раздражающей иронии на лице и что-то коротко уточнил.
Стейкман ответил с явным возмущением.
Полицейский сказал что-то про Татарстан и про Магдиева.
— Он требует разрешение его непосредственного начальника из местной полиции или Магдиева, потому что Москве, говорит, мы как бы не подчиняемся.
— Как бы? — переспросил Хогарт.
— Да, как бы. Так и сказал, — ответил Стейкман, нервно покусывая губу.
Фридке раздраженно сказал:
— А он не боится, что мы сейчас как бы сквозь него проедем и всю его глупую башку размажем по асфальту?
— Переводить? — спросил Стейкман.
— Не надо, — хмуро покосившись на дернувшегося Хогарта, сказал Фридке.
— Генерал, позвольте, — попросил Хогарт, взял Стейкмана за рукав и сказал: — Сержант, вас как зовут?
— Натан.
— Натти, объясните этой деревенщине, что я — министр обороны США, страны, которая не дала русским сожрать их вольнолюбивую, великую, хрен собачий, республику. Что мы пришли гарантировать мир и благоденствие, что без нас Москва опять пойдет убивать. Вот таким образом. Сможете?