Татуировка наложницы
Шрифт:
Возбужденный эротической сценой, Сано смутился, словно подсматривал за интимной жизнью мертвой женщины. Он закрыл книгу и задумался над прочитанным. Видимо, Харумэ полагала, что любой, прочитавший дневник, сочтет ее записи фантазиями, но все казалось похожим на правду. Кто был ее партнером в этой странной игре, и почему она играла, не получая удовольствия? Что еще могло произойти между ними? Сано перечислил в уме возможные зацепки: высокий худой мужчина, богатый, могущественный, намерен восемь месяцев провести на южном острове...
Потом он улыбнулся. Он знал человека, подходящего под
8
Выпуская изо рта облачка пара, Сано и Хирата морозным утром ехали по извилистым переходам замка Эдо на доклад к сёгуну. Занимался новый ясный день. Солнце сияло на черепичных крышах, вспыхивало в раскачивающихся на ветру лапах сосен, отражалось в доспехах стражников. Тени были словно вырезанными из бумаги, звуки казались особенно отчетливыми: стук копыт по каменным дорожкам, шаги и голоса людей. По безоблачному голубому небу летели гуси, оглашая окрестности своими криками. Бодрящая терпкость опавших листьев и угольный дымок насыщали воздух особым ароматом.
— Вы хорошо спали? — спросил Хирата, намекая на брачную ночь.
— Прекрасно, спасибо, — буркнул Сано, надеясь, что Хирата не станет развивать эту тему. Сегодня он не видел Рэйко. Не рискуя получить еще одну сцену перед работой, решил отложить их следующую встречу до вечера.
Хирата, всегда чувствовавший настроение Сано, взглянул на него.
— Мы планировали вчера небольшую вечеринку по поводу вашей женитьбы. Думаю, что поступили правильно, отложив ее и дав вам отдохнуть.
Зная, какими бывают вечеринки в брачную ночь, Сано поспешно кивнул. Он надеялся, что встреча с сёгуном пройдет более гладко, чем его женитьба. Но его надеждам успокоить сёгуна сообщением, что угрозы эпидемии можно уже не бояться, не суждено было сбыться. Цунаёси Токугава, возлежавший в своей персональной гостиной в окружении стражников и слуг, встретил Сано и Хирату страдальческим воплем:
— Э-э, сёсакан-сама! Убийство моей наложницы так сильно расстроило меня, что я не мог уснуть этой ночью. И теперь мучаюсь ужасной головной болью. Еще у меня бурчит в животе и все, э-э, тело ломит.
Цунаёси Токугава в домашнем халате из шелка цвета бронзы возлежал на подушках, наваленных на возвышении. Осмыслив наконец факт смерти Харумэ, он словно съежился, побледнел и казался гораздо старше своих сорока четырех лет. Один из прислужников поставил у окна ширму, отгородив его от солнечного света, пробивавшегося через бумажные панели. Другие помешивали уголь в жаровнях, нагревших комнату до температуры парной. Монах распевал молитвы. Доктор Китано топтался рядом с чашкой какой-то дымящейся жидкости.
Сано с Хиратой опустились на колени и поклонились.
— Прошу простить меня за то, что тревожу вас больного, ваше превосходительство, — сказал Сано. —
Сёгун слабо махнул рукой, отметая это предложение.
— Оставайтесь, оставайтесь. — Он приподнялся, чтобы сделать глоток из поданной доктором Китано чашки, и подозрительно посмотрел на нее. — Что это такое?
— Настойка бамбукового угля, чтобы успокоить ваш желудок.
— Ты. Подойди! — скомандовал Цунаёси Токугава, сделав знак слуге. — Попробуй это, чтобы, э-э, удостовериться, нет ли там яда.
— Но я сам приготовил настойку, — отозвался доктор. — Она совершенно безвредна.
— Когда по замку Эдо свободно ходит отравитель, лучше перестраховаться, — мрачно проговорил сёгун.
Слуга сделал глоток. Убедившись, что спустя несколько минут тот остался жив и здоров, сёгун допил снадобье. Прислужники ввели массажиста, лысого слепого человека. Цунаёси Токугава указал на сосуд с маслом:
— Попробуйте сначала это на, э-э, ком-нибудь другом.
Один из стражников размазал масло у себя на руке. Другие принесли клетки с птицами, чтобы проверить, нет ли в воздухе ядовитых испарений, слуги сняли для сёгуна пробу с пирожных. Его явно не заботила госпожа Харумэ. Он тревожился лишь о собственной уязвимости, на что была причина: убийство являлось традиционным способом, при помощи которого амбициозные воители свергали режимы и захватывали власть.
— Яд, убивший госпожу Харумэ, находился в сосуде с тушью, помеченном ее именем, — сказал Сано. — Очевидно, что именно она, а... не вы, ваше превосходительство, была целью убийцы.
— Какая, э-э, разница! — Сёгун хрюкнул, когда прислужники стянули с него халат, обнажая белое дряблое тело. Набедренная повязка, прикрывавшая естество, глубоко врезалась в зад, разделяя морщинистые ягодицы. Сёгун лег на живот. — Отравление было косвенной атакой на меня. Злоумышленник не остановится на убийстве никчемной наложницы. Я, э-э, в страшной опасности.
Руки массажиста принялись растирать его спину. Слуги скармливали ему пирожные, подносили чай, а стражники расставили по периметру комнаты клетки с птицами. Сано претил подобный взгляд на убийство, но на данном этапе не стоило полностью отбрасывать опасения правителя. За этим преступлением вполне могли стоять политические интриги. Сано поведал о результатах бесед с госпожой Кэйсо-ин и госпожой Шизуру, сообщил о намерении допросить госпожу Ишитэру и лейтенанта Кусиду. Упомянул, что в дневнике госпожи Харумэ указывается на еще одного подозреваемого, личность которого он намерен установить.
Вдруг в комнате все замерло. Слуги и стражники бросили свою работу, руки массажиста застыли на теле Цунаёси Токугавы. Хирата резко втянул в себя воздух. Сано, словно в ответ на неслышимый сигнал, настороживший всех в комнате, ощутил легкий зуд в спине и обернулся к двери.
Там с загадочной улыбкой на красивом лице стоял канцлер Янагисава, величественный в своих роскошных халатах. Слуги, стражники и массажист почтительно склонились. Сано сохранил внешнее спокойствие, но его сердце сжалось. Должно быть, Янагисава подслушивал у соседней двери и явился, чтобы попытаться сорвать расследование, как делал уже не раз.