Татьянин дом
Шрифт:
— Правильно, хорошо время проводила. Только с арифметикой у тебя нелады.
— Почему?
Считай. Я служил в армии — это засчитывается год за два. Кандидатская и половина докторской диссертации приравниваются к боевым действиям. Год за три. Мой биологический возраст опережает календарный минимум на десять лет. И вообще, мужчины меньше живут. Будь щедрой — дай остаток жизни пробыть главным, старшим, а ты меня слушайся.
— То есть как это «слушайся»? Прекрати целоваться!
— Например, в данный момент накорми меня завтраком. Что у нас сегодня? — Он взглянул на плиту. —
— А что ты хочешь поесть?
— Мяса. Мне надоели протертые супы, кашки и диетические омлеты. Мяса!
— Но Агриппина Митрофановна говорит…
— Эта сельская докторша и мыться запрещала.
— А ты принимал душ? — возмутилась Таня.
— Регулярно. Чтобы не превратиться в пятнистого скунса.
— За нарушение режима, — злорадно постращала Татьяна, — расплатишься шрамами на теле.
— Пусть. Можешь их даже подкрашивать периодически зеленкой, если тебе нравится. Как насчет мяса?
— Есть отбивные из телятины в вакуумной упаковке.
— Можно две? И без упаковки?
Пришли сонные дети. Были отправлены обратно в ванную чистить зубы «как следует».
За завтраком Тоська, глядя на отца, сказала:
— Ты сегодня выглядишь гораздо лучше. И веселый. Я люблю, когда ты веселый.
— Сам люблю. Меня тетя Таня вылечила.
— Правда? А как, теть Тань?
Татьяна возмущенно посмотрела на Бориса. Он беззаботно улыбался.
— Заговором специальным, — сказала она.
— Но папа в заговоры не верит, — удивилась Тоська.
— А помогает, — поддержал Таню Димка. — У меня грыжа была в… в низу живота. К бабке возили. Она водой брызгала, слова говорила. Прошло. Нет шишки.
— К сожалению, эти заговоры имеют побочные действия, — вздохнула Татьяна. — Тосенька, тебе не кажется, что у папы глаза несколько выкатились и уши оттопырились?
— Ой, правда, у тебя уши оттопырились!
— И красные, — подтвердил Димка. — У меня краснеют, мама говорит, когда вру.
— Устами младенца… — Сдерживая улыбку, Татьяна развела руки.
— Кто начальство критикует, долго не живет. — Борис погрозил пальцем.
Борис похож на Андрея. Не внешне, а умением дурачиться, шутить. Ловким каламбуром или точной иронией погасить зарождающуюся ссору, разрешить сомнения, поднять настроение. Верный признак сильного мужчины. Правда, Андрей в последние годы растерял свою самоиронию и не напрягался, чтобы развеселить Татьяну. Становился все мрачнее и равнодушнее. Опять стал балагурить, когда Татьяна переболела разрыв.
Она вступила на второй круг? Счастливое начало, бравурное продолжение, темп замедляется, музыка приглушается — и финал известен. Татьяну передернуло от мысли, что можно еще раз оказаться брошенной. Никто не застрахован. Жена Бориса, например. Есть женщины, которые выдерживают вторую, третью, десятую попытки. Она не из их числа.
Надо смотреть правде в глаза. Она давно поняла эту правду, и нечего опять напяливать на нос розовые очки. Татьяна — примитивная, тупая, ограниченная женщина. Всех достоинств — пироги вкусные печет да две вмятины ниже спины. Любой мужчина (а
Сомнения отступали, когда рядом был Борис. Не обязательно в телесной близости. Достаточно — в пределах видимости. Читал, смотрел телевизор, ремонтировал утюг, играл с детьми — и становилось покойно и просто.
Еще пять дней и пять ночей они были вместе. Татьяна вяло попробовала сопротивляться: тебе вредно. Он заявил решительно: очень полезно.
Борис и Тоська уехали утром. После обеда Люся забрала Димку, корову и теленка. Борис сказал, что приедет в следующие выходные. А еще через неделю — студенческие каникулы. Постарается вырваться дней на десять. За коровой и Бориской ухаживали вернувшийся из больницы Федор Федорович и его сестра, приехавшая на подмогу.
Дом опустел. Тихо, как прежде. Одна.
Из любимого цитатника не вспоминается ничего оптимистического, только отчаянные укоры Татьяны в письме к Онегину:
Зачем вы посетили нас?
В глуши забытого селенья
Я никогда не знала б вас,
Не знала б горького мученья,
Души неопытной волненья…
Глава 4
«Мозги опухли», — говорили Маришка и Павлик после долгой работы за письменным столом или кульманом. Татьяна опухла мозгами от самобичевания и сладких мечтаний, от мысленных повторов сцен случившейся любви и душевных терзаний. Сладко-горько, грезы-страхи. Не голова, а котел с булькающей смолой.
Она всегда умела себя занять, разумно и полезно использовать каждый час бодрствования. Иначе — болото хандры и депрессии. Занять себя не получалось. Хандры и депрессии — хоть отбавляй. Дому требовалась генеральная уборка — лень. В гараже чистить — лень. Пикировать рассаду — лень. Приготовить себе обед — лень. Надо сделать эскизы дома Крылова: колоннада по фасаду, два флигеля, круглый фонтан, венеры с отбитыми руками по парку — лень.
Она бы справилась с приступом хандры, если бы не звонок Бориса. К нему приехали его давние армейские друзья. Борис не сможет приехать. Он ее целует, он еще позвонит.
Конечно, она понимает. Она его тоже целует. Будет ждать звонка.
Сколько ждать? Неделю? Месяц? Всю оставшуюся жизнь? А вдруг это лишь выдуманный повод, чтобы от нее отделаться? Сказал бы честно. Нет, не скажет. Он добрый и ласковый, он женщину не обидит. Господи, какой он добрый и ласковый! Какие у него руки… и губы… и… форменная шизофрения. Хорошо, что бар пуст. Сейчас бы напилась с горя… И пошла с песнями по селу…