Тау - ноль
Шрифт:
— Кофейник кофе, сливки и сахар, две чашки — в капитанскую каюту, пожалуйста.
— Сливки! — пробормотала Линдгрен.
— Не думаю, чтобы наши пищевые техники очень уж их испортили, сказал Теландер. — Кстати, Кардуччи очень вдохновился идеей Реймона.
— Какой именно?
— Работой с командой пищевых техников над изобретением новых блюд. Не бифштекс, слепленный из водорослей и тканевых культур, а нечто, чего до сих пор никто не пробовал. Я рад, что для него нашлось занятие.
— Да, как шеф-повар он не находил применения. — Набор банальностей у Линдгрен исчерпался. Она ударила по подлокотнику. —
— Мы потеряли всякую уверенность…
— Я знаю, знаю. Но разве опасность не должна мобилизовывать людей?
Что же касается шанса, что мы никогда не окончим наше путешествие, — ну, признаюсь, это меня тоже сильно потрясло вначале. Но мне кажется, что я пришла в себя.
— Вы и я продолжаем выполнять задачу, — сказал Теландер. — Мы, экипаж корабля, отвечаем за жизни. Это помогает. Но даже мы… — Он сделал паузу.
— Это то, что я хотел обговорить с вами, Ингрид. Мы приближаемся к критической дате. С момента нашего отбытия на Земле прошло сто лет.
— Бессмысленно, — сказала она. — В наших условиях нельзя говорить о каком-то соответствии.
— С точки зрения психологии далеко не бессмысленно, — ответил он. На Бете Девы мы бы имели ниточку контакта с родиной. Мы бы думали, что наши молодые знакомые, которые остались там, с учетом профилактики старения, все еще живы. Если бы нам пришлось вернуться, практически наверняка сохранилось бы кое-что от прежнего, чтобы мы не оказались совершенными чужаками. Но теперь, в лучшем случае, младенцы, которых мы видели в колыбельках, приближаются к концу жизни. Это чересчур жестоко напоминает нам, что мы никогда не сможем найти ничего, что когда-то любили.
— Ммм… Думаю, да. Все равно, что смотреть, как кто-то, кто тебе небезразличен, умирает от медленной болезни. Ты не удивлен, когда приходит конец; но все же это конец. — Линдгрен моргнула. — Проклятье!
— Вы должны сделать все, что в ваших силах, чтобы помочь им пережить этот период. — Вы лучше меня знаете, как это сделать.
— Вы тоже можете сделать многое.
Капитан покачал головой.
— Не стоит. Напротив, я собираюсь устраниться.
— Что вы хотите этим сказать? — спросила она с ноткой тревоги.
— Ничего драматического, — ответил он. — Моя работа с инженерным и навигационным отделами в этих непредсказуемых обстоятельствах действительно отнимает большую часть времени. Это обеспечит предлог для моего постепенного устранения из общественной деятельности на борту корабля.
— С какой целью?
— У меня было несколько бесед с Шарлем Реймоном. Он выдвинул великолепное предложение — жизненно необходимое, я бы сказал. Когда нас окружает неуверенность, когда отчаяние всегда рядом и ждет, чтобы нас сломить… средний человек на корабле должен чувствовать, что его жизнь в руках компетентных людей. Конечно, никто не считает капитана непогрешимым.
Но существует бессознательная потребность в ореоле непогрешимости. А я… у меня есть слабости и недостатки. Мои суждения о людях не могут выдержать ежедневной проверки под столь высоким напряжением.
Линдгрен сгорбилась в кресле.
— Чего констебль хочет от вас?
— Чтобы я перестал действовать на неформальном, личном уровне.
Оправданием
Короче говоря, ваш приятель Ларс Теландер должен превратиться в символического Старика.
— Заговор в стиле Реймона, — резко сказала она.
— Он убедил меня, что так будет лучше, — ответил капитан.
— Не подумав, как это отразится на вас!
— Я справлюсь. Я никогда не был компанейским парнем. У нас на корабле много книг в микрофильмах, которые мне всегда хотелось прочесть. Теландер искренне посмотрел на нее. — Вам тоже отведена роль, Ингрид. Вам придется заняться человеческими проблемами. Организация, медитация, облегчение… это нелегко.
— Я не могу делать это в одиночку, — ее голос задрожал.
— Можете, если необходимо, — ответил он. — Вы убедитесь, что можете очень многое осуществлять или предотвращать. Это вопрос правильного планирования. Мы научимся этому по мере развития событий.
Он замолчал в нерешительности. Лицо его выдавало неловкость, даже на щеках проступил румянец.
— Ээ… в связи с этим… еще одна проблема…
— Да? — сказала она.
Звонок в дверь выручил его. Капитан принял столик на колесиках с принадлежностями для кофе и начал разливать его, стараясь находиться у Ингрид за спиной.
— Ваше положение, — сказал он. — Я имею в виду, ваше новое положение.
Необходимость придать офицерам новый статус… Вы не должны вести жизни затворника, как я — но некоторые ограничения… ээ… существуют…
Он не мог увидеть ее подлинной реакции. Ингрид сказала веселым голосом:
— Бедняга Ларс! Вы хотите сказать, что первый помощник не должна так часто менять партнеров по постели?
— Ну, я не предлагаю вам… мм… целибат. Я сам должен, разумеется, воздерживаться впредь от подобных вещей. В вашем случае… ну, стадия экспериментов для большинства из нас прошла. Формируются постоянные пары.
Если бы вы могли связать себя с кем-нибудь…
— Я могу поступить лучше, — сказала она. — Я могу остаться одна.
— Это не т-требуется, — запнулся он.
— Благодарю. — Она вдохнула аромат кофе и прищурилась. — Нам с вами вовсе не обязательно быть стопроцентными аббатом и монахиней. Время от времени капитан нуждается в приватной беседе со своим первым помощником.
— Ээ… нет. Вы хорошая, Ингрид, но не нужно. — Теландер стал мерить шагами узкую каюту, туда и обратно. — В такой маленькой и стесненной общине, как наша, не может быть тайн. Я не хочу казаться лицемерным. Я бы… Я был бы счастлив иметь вас в качестве постоянного партнера… но это невозможно. Вы должны быть связной между всеми и мной, а не моим непосредственным союзником. Понимаете? Реймон объяснил это лучше, чем я.