Шрифт:
– Тася, – строго говорю я, – ты должен познакомить меня с каким-нибудь домушником.
Мой собеседник давится яичницей, и я заботливо стучу его по спине.
– С каким конкретно домушником? – интересуется он, откашлявшись. – С форточником? Или – чего уж мелочиться – сразу с медвежатником?
– Откуда в двери взяться форточке?! – возмущаюсь я тупостью Таси. – И была бы, мне в нее не протиснуться. – Я машинально глажу себя по бедру и замечаю, как Тася провожает мой жест взглядом. – Сейфом я займусь позже. Сейчас мне нужно открыть эту проклятую
– Ты сведешь меня с ума! – кричит Тася. – По-твоему, домушники бегают за мной стайками, как школьницы за Джастином Бибером?
Он хлопает входной дверью, и через минуту тишину за окном моей квартиры на первом этаже нарушает урчание его «Pathfinder’а». «Тусе поехал жаловаться, – мрачно думаю я. – Опять будет говорить, что дружба со мной их до добра не доведет». Я ложусь на диван и закрываю глаза.
…Пару недель назад шеф конторы, где я тихо трудилась почти два года, внезапно вызвал меня к себе.
– Вы у нас кто? – грозно вопрошает он, едва я переступаю порог, и его глаза просверливают во мне пару дырок.
Приняв придурковатый вид и переминаясь с ноги на ногу, я лихорадочно соображаю, с чего начать: с политических пристрастий или сексуальной ориентации? Но шеф сам отвечает на свой вопрос.
– Вы у нас – оператор компьютерного набора. Выражаясь по старинке – машинистка. А вообразили себя кем?
Второй вопрос кажется мне еще сложнее первого, но я догадываюсь, что шеф знает ответ и на него.
– А вообразили себя всезнайкой, имеющей право совать нос во все тексты, которые набираете. Я стерпел, когда вы доказывали нашему почетному клиенту, известному историку, что эфиопы, вопреки его теории, произошли не от древних славян. Я промолчал, когда в исследование уфолога вы впечатали абзац о внебрачных связях марсиан и венерианок. Но вчера вы исправили двадцать восемь четверостиший в поэме Пегасского. И теперь мне звонит мэр и интересуется, кто позволил нам трогать замечательное творение его талантливого друга?
– Так ведь лучше стало, – бормочу я. – И там еще много нетронутого осталось.
– Молчать! – Шеф хлопает ладонью по столу, морщится от боли и раздражается еще больше. – Вы уволены. Собирайте вещички, получайте расчет, и чтоб к обеду духу вашего у нас не было.
Вещичек у меня немного, и уже через час я тащусь по улице, натыкаясь на прохожих. На шефа я не обижаюсь. В эпоху поголовной компьютеризации для него на вес золота каждый неандерталец, предпочитающий авторучку клавиатуре. Наше агентство «Вы пишете – мы стучим по «клаве»» давно уже норовит отбросить коньки. Впрочем, какое оно теперь «наше». Теперь оно «их»; при этой мысли мне делается грустно.
«Ничего, – думаю я, – сейчас доберусь до дома, положу голову на плечо Барсучку, и все образуется».
Но Барсучка, в это время обычно со скукой терзающего переключатель телеканалов, дома не оказывается. Дома также не оказывается его любимых тапочек, халата, зубной щетки и прочих вещей, которые
«Глафира, – гласила заботливо оставленная им на видном месте записка, – я ухожу к Анжелике. Она понимает меня так, как никогда не сможешь понять ты. Прощай.
P.S. Твой ноут верну позже.
28 августа 2015 года. 11 часов 06 минут».
Вечером ко мне являются супруги Сидоркины. Настя и Стас, Туся и Тася, мы дружим с первого класса. У Стаса своя строительно-архитектурно-дизайнерская компания, которая возводит «под ключ» элитные загородные дома. Все члены его «банды», как благодушно называет он своих партнеров, ярые приверженцы экостроительства, минимализма и новомодных инженерных штучек, вроде солнечных батарей на крыше, потому заказчики выстраиваются к ним в очередь. Настя зарабатывает на хлеб, масло и икру сверху ручным ткачеством и мужу в успешности не уступает, ее гобелены идут нарасхват, как блины в Масленицу.
На первый и даже на второй взгляд, эта пара производит впечатление уравновешенных, сдержанных, немного флегматичных людей. Но я-то знаю их слишком давно, чтобы обманываться. Когда у Таси и Туси появляется цель, их движение к ней напоминает сход лавины. Знаете, как сходит лавина? Сначала где-то в вышине раздается глухой звук, будто у огромного снежного голема подламываются коленки. Потом гул нарастает, а горы словно оживают. Со склона вниз несется колоссальная масса снега и льда, сокрушая на своем пути все. Говорят, сход лавины – зрелище незабываемое. Но для того чтобы наслаждаться этим зрелищем изнутри, требуются крепкие нервы.
Мне часто кажется, что главная цель жизни Таси и Туси – разгонять тучи над моей головой. Они считают, что я слишком взбалмошна, чтобы жить без их пригляда. Будь их воля, мои дни давно походили бы на рекламную картинку турагентства – томная красотка в бикини у синего океана под зелеными пальмами. И никаких тебе потрясений в раю!
Ради Сидоркиных я готова на все. Вот только мне до красотки как до МКС в космосе, а от томной райской жизни я быстро бы на тех пальмах повесилась.
Обычно я стараюсь друзей не провоцировать. Но сегодня мне не удалось бесстрастно описать им по телефону свои невзгоды. И когда открываю Сидоркиным дверь, понимаю, что сейчас на меня обрушится такой вал участия и заботы, какой нелегко выдержать даже радостному идиоту с железными нервами.
«Лавину» запускает Тася.
– Подумаешь, проблема – работу потеряла, – гудит он. – Да я завтра же устрою тебя к себе – кем захочешь. Платить будем много, не то, что в твоем захудалом агентстве. Съездишь в отпуск в Кению, с мужиками нашими познакомишься, закрутишь новый роман – у нас, кроме меня, все одинокие…
– Я всегда говорила, что твой Барсучок – альфонс, – вторит мужу Туся. – Тебе просто повезло, что он свалил к этой своей кикиморе. Сама же говоришь: что ни делается, все к лучшему…