Таймер для обреченных
Шрифт:
— Ознакомите нас с общей ситуацией, капитан?
— Все готово к следственному эксперименту. Он будет включать повторение ситуации плюс криминалистические экспертизы. Работать нам придется под давлением украинских военачальников.
— Они не признали факт поражения ракетой вашего лайнера?
— Пока нет. Их не устраивает трехсторонняя комиссия. На борту сбитого лайнера находилась группа израильтян, и это больше всего тревожит украинскую сторону. Попытка договориться с нами по самым щекотливым вопросам не устроит ваше, израильское руководство.
— Мы
— Я насчитал двенадцать. Кроме вас, шесть украинских офицеров ПВО и три с нашей стороны.
— Как вы видите предстоящую работу?
— Мне она видится не схематичной, но привязанной к результату.
— Пуля дырочку найдет?
— Ну да, при желании. Есть еще несколько групп. По ходу работы мы будем взаимодействовать. Столкнемся с обычной военной тупостью и невежеством. Это будет украинская тупость. Но не дай нам бог столкнуться с нашей, российской...
Боже, о чем мы говорим, недоумевал капитан, вышагивая рядом с красивой женщиной. Она вышла из типового рейсового автобуса, тогда как Абрамову показалось, она спустилась по откидной лестнице боевого вертолета. Зеленоватая рубашка, заправленная в широкие джинсы цвета хаки; волосы убраны под берет военного образца; глаза скрывают солнцезащитные очки. Капитана неодолимо тянуло сменить тему разговора, спросить Мэлоди, перейдя на «ты», о чем угодно, только не о работе.
Он обернулся на Эли и Маркоса, подумав: «Мы похожи на старых друзей, которым нечего сказать. Или есть что сказать, но таких слов отчего-то не находится. Кажется, — припомнил Абрамов, — такая ситуация называется „коммуникативной неудачей“. И этот срыв образовал провал, в который сыплются специальные термины. Работы — непочатый край. И почему бы не задержаться на краешке?»
— Алло, капитан!
Размышления Абрамова увели его от темы разговора. Он пропустил вопрос Мэл и смотрел на нее с легкой оторопью. Она сняла очки, и он впервые увидел ее глаза: карие, с бездонными зрачками, обрамленные рыжеватыми ресницами. Капитан не нашел цветового контраста, наоборот, все предельно гармонично и было к лицу только Мэлоди.
— Я спросила: ваши специалисты приступили к компьютерному моделированию воздушных объектов?
— Дайте подумать, — Абрамов ловко взял обязательную паузу. — Насколько я знаю — да. Объектов немного: мишени типа «Рейс» и аналоги беспилотных самолетов, пассажирский лайнер, ракеты «двухсотки» и «трехсотки».
— А что по технике?
— Вся техника будет расставлена по своим местам, как и во время учений, когда «Вега» сбила пассажирский лайнер.
— Я слышала, в Крым прибыл секретарь вашего Совбеза.
«К черту секретаря!»
Мэлоди хорошо говорила по-русски. Абрамов отметил одну особенность ее речи: она не смягчала согласные. Говорила «очен», «здес» и мило окала. Ему отчего-то захотелось услышать, как она произносит название французского города — Марсель.
— Да, — ответил он на вопрос. — Секретарь Совбеза намерен следить за ходом эксперимента, возглавил госкомиссию по установлению
— Где вы нас разместите, капитан?
— Семейное общежитие «Ялта», — Абрамов перешел на тон квартирмейстера. — Я не знаю, где это. Вместе и посмотрим.
Посмотрели...
Лицо у лейтенанта Сайкса приобрело форму резиновой перчатки, накачанной водой. Маркос промолчал. Мэлоди с романтическим героизмом на лице шагнула в загаженный подъезд «гостиницы». Сайкс с трудом выдавил:
— Где звезды? Хоть одна звезда где?
Маркос успокоил его, похлопав по плечу:
— Ты увидишь много звезд через дыры в потолке.
— Пожалуй, сегодня вы не уснете, — внес свою лепту Абрамов, бегло оглядев помещение: старая софа, ветхий диван, пара кресел с облупленными подлокотниками, пара армейских тумбочек. На столе лежали веник и совок с длинной ручкой. В смежной комнате он узрел кровать и часть комода. Он предложил снять «нормальные номера в нормальной гостинице», но все трое отказались по непонятной причине.
Весь следующий день Сайкс шепелявил: «Шушенское...» К вечеру завалился на софу, не вымыв по обыкновению ноги: «Зачем?»
Прошло две недели. Сейчас Абрамов пришел проститься.
— Завтра уезжаете? — с сожалением спросил он.
Эли Сайкс энергично кивнул:
— И слава богу. Мне осточертел этот клоповник! Дырища! Тут нельзя шпионить. Какой еще вред можно нанести этой земле? Здесь люди не умирают, они выходят покурить. Эти дни я решал головоломку: что такого я натворил в управлении, за какие грехи воткнули меня в эту дыру?
— Тебе сколько лет, Эли?
— Понеслось! Как там по-русски? Старый пердун, что ли? Я красивый, сильный, — Сайкс простодушно перечислял свои достоинства, перемежая их русским матом. — Я высокий, умный. Я, бля, разведчик!
Абрамов беззвучно рассмеялся. Сайксу исполнилось двадцать шесть. На год больше Маркосу и Мэлоди. Он невольно вспомнил о людях более старшего поколения. Они во главе с секретарем Совбеза вылетели в Киев, чтобы ознакомить украинскую правительственную комиссию по расследованию авиакатастрофы с выводами российских и израильских специалистов. Может быть, в эту минуту секретарь докладывает Кучме о проделанной работе, а министр обороны Украины готовит извинения родственникам погибших, прикинул Абрамов. Выводы однозначные и неутешительные: украинская ракета сбила самолет. Что поначалу военачальниками отрицалось в самых жестких выражениях.
— Я надеялась, дело поинтереснее будет, — вступила в разговор Мэлоди.
Сейчас она показалась Абрамову по-домашнему беззаботной: халат, тапочки; волосы, собранные в конский хвост, все те же рыжеватые ресницы, так взволновавшие его. Пожалуй, 27-летний капитан слишком долго рассматривал девушку. Она опустила глаза. Но тотчас подняла их и улыбнулась.
— Ты надолго застрял здесь, Саня? Ты же москвич, в Главном штабе ВМФ работаешь.
— Моя зона ответственности — от Севастополя до Евпатории... — Он вдруг встрепенулся. — Вернусь в Москву, напрошусь на другой сектор. Красное море — не Черное, правда?