Тайна Алой Руки
Шрифт:
— Фу, Сабрина, — защелкал Тоби-паук. — Ты, оказывается, еще тупее, чем на уроках!
— Ладно, Тоби, помолчи, — сказал советник по учебному процессу и повернулся к Сабрине. — Они-то ничего подобного делать не собираются, а вот я — собираюсь.
— Так это вы — Румпельштильцхен! — выдохнула изумленная девочка.
— О, у меня много разных имен, — сказал Шипшенк. — Сам я, правда, больше всего люблю, когда меня называют папочкой.
Шипшенк протянул руки, и Натали, Белла и Тоби бросились к нему. А тем временем этот странный невысокий человек начал преображаться. Только в отличие от остальных, он не увеличивался в размерах, а уменьшался.
— Это нечестно, — саркастически сказал низкорослый монстр. — Ты отгадала мое имя. Но это невероятно. Тебе конечно же кто-то сказал его! Не могу не согласиться со своим сыном: ты не так умна, как можно было бы судить по твоим оценкам.
— Зато я не больная на голову и не извращенка, крадущая младенцев, — закричала Сабрина, надеясь на какое-то время отвлечь внимание этого ужасного карлика и его уродцев.
— Я вовсе не краду детей, Сабрина, — ответил явно задетый за живое Румпельштильцхен. — И потом, я же о них забочусь. Отдаю им всю свою любовь и внимание. А кроме того, они получают от меня всё, что ни пожелают.
— А вам-то что с этого? — спросила Сабрина.
— Ну, взамен я беру их любовь, радость, их печали и страхи, надежду, но больше всего — их гнев, — перечислял, хихикая, Румпельштильцхен. — Я беру их чувства, деточка, каждый лакомый кусочек их чувств. Не понимаешь, да? Дай-ка я тебе разъясню. Пойми: я питаюсь эмоциями.
— Так вот откуда ты черпаешь силы! — воскликнула Сабрина, тут же вспомнив давний совет мистера Шипшенка.
Теперь понятно, почему он советовал ей не сдерживать свой гнев, а «выпускать пар». Он же питался им!
— Ну вот, кое-что мы уже начали соображать, — сказал Шипшенк-Румпельштильцхен. Именно поэтому я всегда любил детей. Их эмоции такие искренние, они совершенно неуправляемые. Взрослея, люди всё больше контролируют свои чувства. А дети — нет! Дети — они как эмоциональный рог изобилия, где полным-полно всего. Ну где такому, как я, найти себе работу в Феррипорте? Конечно в школе! И поверь, Сабрина, мне это на самом деле столькодало! Я год за годом упивался всеми этими школьными драками, оскорблениями и ругательствами, которыми дети так яростно награждают друг друга. До чего же мне хорошо, когда кого-то бессмысленно, тупо притесняют, «доводят», как выражаются школьники! А все эти издевательские шуточки по поводу того, кто последним попал в бейсбольную команду, или кто как причесан, или кто во что одет… Нет, когда дело доходит до сильных эмоций, ничто не сравнится со школой. У школьников тут просто самый лучший «товар». Когда Дудочник пришел ко мне со своим планом, предлагая взорвать Барьер под землей, я долго колебался, — продолжал советник. — Мне ведь и в школе неплохо, ну а по вечерам мне всегда готовы услужить мои любимые деточки.
Трое детей-вечножителей дружно рассмеялись над папочкиной шуткой.
— Но потом я вдруг понял, — признался Румпельштильцхен, — что там, за пределами нашего городка, огромный мир — гнева, войн, страданий, боли. И всё это может быть моим! Тогда я поддержал его идею, хотя, конечно, было нелегко. Дудочник с помощью своей волшебной музыки заколдовывал детей, и каждую ночь они выходили рыть туннели. Сначала мы попытались задействовать всех школьников, но в младших классах детишки совсем уж слабые, поэтому пришлось использовать только старшеклассников — учеников пятых и шестых
8
В США дети в возрасте от б до 12 лет учатся в начальной школе, по окончании которой переходят в среднюю школу.
— А я-то здесь при чем? — удивилась Сабрина, изо всех сил стараясь тянуть время, чтобы хоть что-то придумать.
— Сабрина, ты — настоящий Ниагарский водопад гнева, раздражения, ярости! И всё это постоянно перехлестывает через край! Каждый раз, когда ты выходишь из себя, для меня это прямо как обед из четырех блюд под разными соусами, — сказал Румпельштильцхен, и из кончиков его пальцев вдруг полыхнули голубые электрические искры. — А уж получив доступ к такому драгоценному сосуду необузданной энергии, я на тебя настроился и порой даже еле справлялся с поступавшим потоком эмоций, — продолжал Румпельштильцхен. — Честно говоря, нам, наверное, не стоило убивать ни Брюзгнера, ни уборщика, но я предвкушал, в какое ты придешь неистовство! И точно! Любые бредовые идеи, любые предрассудки — всё в тебе тут же возросло в миллион раз. Благодаря тебе я наконец накопил достаточно энергии, чтобы пробить брешь в Барьере. Так что когда я вырвусь на свободу. Алая Рука пройдет по всему миру, уничтожая любого, кто встанет на ее пути.
— Ах, так значит, это ты— Алая Рука! — воскликнула Сабрина, чувствуя, как в ней вздымается неконтролируемая волна гнева. — Это ты украл моих родителей!
— Алая Рука — это не человек, детка. Это — движение, идея. Она куда больше всех нас, вместе взятых, и я в ней — лишь маленькая спица в огромной колеснице.
— Где мой сын? — услышали они мужской голос. Румпельштильцхен вдруг взвизгнул и спрятался за огромным телом Натали, а в пещеру вбежал директор Гамельн. Он был совершенно измучен, весь избит, явно на грани помешательства. Рубашка его была перепачкана его собственной кровью, он хромал, и при каждом шаге лицо его искажалось от боли. Но в руках он держал свою волынку.
— Скажи, где мой мальчик, или я сыграю такую песню, что ты разлетишься в пух и прах! — взревел Гамельн, бросаясь к карлику.
Румпельштильцхен сжался в углу.
— Мальчишка твой вечно путался под ногами! — сказал он, скрежеща зубами, но явно побаиваясь своего высокого партнера. — Я же тебя предупреждал: не спускай с него глаз.
— Где он? — потребовал ответа Гамельн.
Тоби ткнул своей длинной волосатой ногой в потолок. Высоко на стене пещеры, в стороне от других, свисал еще один кокон, обмотанный паутиной. Голова из него уже не высовывалась, а тело перестало барахтаться. Гамельн упал на колени, закрыв лицо руками.
— Сними-ка его, Тоби, — приказал Румпельштильцхен.
— Ну, па-а-ап… он же уже почти готов, — захныкал мальчик-паук.
— Делай, что тебе говорят! — скомандовал Румпельштильцхен.
Тоби нехотя пополз по стене, обрезал паутину своими острыми, как бритва, клешнями и осторожно опустил мальчика на землю. Подвинув его к ногам Гамельна, он отскочил назад, к отцу.
— Понимаешь, он стал слишком большой помехой, — стал объяснять Румпельштильцхен, — и мог сорвать все наши планы.