Тайна барона
Шрифт:
Дружинин, зная дурную привычку своего приятеля настоять в споре, попытался сгладить ситуацию:
– Олег, не горячись, прислушайся к мнению графа, он старше нас и он прав, тут я с ним полностью согласен, наши аристократки ни в чем не уступают никому. Что касается женщин-писательниц России, то тут я назову имя Марии Извековой, она пишет стихи и романы. Мне лично по душе пришелся ее новый роман «Эмилия, или печальные последствия безрассудной любви».
– Мария Извекова из-за молодых лет еще довольно слабая романистка, - сказал Рязанцев.
– Олег, но ты не будешь отрицать того факта, что в России женщины-писательницы все же есть, - с улыбкой проговорил Вревский.
Рязанцев
– Все сдаюсь, вы меня уговорили, черти…
Далее разговор велся в более мирном русле. Говорили о том, что в русской литературе женские образы невыразительны, наши писатели «почтительно обходят женщин и пишут рассказы без героинь, или выводят на сцену какое-нибудь бледное, забитое существо…» С этим согласились почти все участники разговора. Правда, Павел Дружинин тут же заметил:
– Не лучше обстоят дела с образами героинь и в западноевропейской литературе. Требования нашего века относительно женщин – странны, неопределенны и сбивчивы. В сочинениях лучших писателей и самых плохих бумагомарателей напрасно станем мы искать ответа на вопрос: “Чем должна быть женщина в наше время?”
– Тут я с тобой соглашусь, приятель, - сказал Михаил Вревский. – Лучшие европейские таланты пасуют или силятся нарисовать нам ряд невероятных женских фигур, поместив их вне места и времени. Отцы наши восхищались яркой и неповторимой Клариссою из одноименного романа английского писателя Ричардсона и Юлиею, героинею романа Жан-Жака Руссо «Юлия, или Новая Элоиза», и то были идеалы, сообразные со своим веком. А для девятнадцатого века нет еще ни своей Клариссы, ни своей Юлии.
Княгиня Голицына не участвовала в этом разговоре, потому что принимала новых гостей. Потихоньку гостиная наполнялась. Прибыла княгиня Карамышева с дочерью Еленой, затем пожаловала графиня Бельская с дочкой Машей. Затем подъехал сенатор Юрский, за ним вошел в гостиную граф Сокольский. Но все ждали знаменитого итальянского художника Антонио Висконти, недавно приехавшего в столицу.
Женщины не сильно прислушивались к умным речам гостей, у них были дела поважней, чем литература и искусство. У Бельской и Карамышевой дочери были на выданье. Графиня Екатерина Алексеевна Бельская была очень обеспокоена тем, что ее дочь Машенька не отличалась красотой, потому она с завистью смотрела на хорошенькую Елену Карамышеву, думая о том, что для юной княжны Елены не составит труда найти себе хорошего жениха. Повздыхав о трудной участи матери девицы на выданье, графиня Бельская, обожавшая всевозможные сплетни, обрушила на свою собеседницу княгиню Карамышеву целый ворох сплетен и новостей. Вначале она сообщила о забавном случае, который произошел на балу у княгини Дарьи Васильевны Воронцовой.
– Дорогая Елизавета Петровна, представьте себе такую несуразную картину, - сказала собеседнице Бельская. – Старая графиня Милевская, дама почтенных лет, устала на балу от суеты и громкой музыки и вдруг уснула на балу, забравшись с ногами в кресло, подоткнув под себя юбки.
– Что вы говорите, Екатерина Алексеевна?! – воскликнула Карамышева. – Какой пассаж!
– Вот именно! – многозначительно улыбнулась Бельская. – Завидев сию картину, мирно посапывающую в кресле Милевскую, хозяйка бала княгиня Воронцова тут же кинулась к ней, чтобы разбудить. Тут же обступили Милевскую и другие дамы, чтобы скрыть ее от глаз мужчин. Графиня Милевская, проснувшись, очень удивилась, что она находится на балу в бальной зале, она думала, что мирно почивает у себя дома в своей постели.
– Надо же, какой конфуз вышел!
– Да. Такой смешной случай. Впрочем,
– И не говорите, дорогая Екатерина Алексеевна! Я сама вся дрожу, у Елены скоро первый выход в свет, первый бал. Она нервничает, и я с ней заодно.
Княгиня Карамышева посмотрела на свою дочь Елену, которая вместе с Машенькой сидела за чайным столом. Бравый военный в гусарском мундире ухаживал за ними, разливая чай по чашкам. Видно было, что они о чем-то приятно беседовали, девушки улыбались на учтивые речи гусара. Елена вела себя довольно скованно, она еще робела, она только начала выходить в свет. Княгиня приветливо улыбнулась дочери, чтобы ее поддержать, Елена с благодарностью посмотрела на мать.
– А еще вы слышали такую историю, которая приключилась с дворянкой Марией Синицыной, которую похитил купец Василий Твердохлебов, они тайно повенчались в церкви, - сказала Бельская.
– Я еще не слышала об этом, - сказала Карамышева.
– Эта история произошла в Тульской губернии. Представьте себе, голубушка Екатерина Алексеевна, какой мезальянс! Она дворянка, а он простой купец, правда, из очень обеспеченной семьи. Но все равно! Родители невесты были против, хотели увезти Марию за границу, но Василий так был влюблен в Марию и так был настроен решительно, что похитил невесту и отвез ее сразу в церковь, там уже подкупленный священник их тут же обвенчал. Говорят, молодые очень счастливы…
– Неужто невеста тоже была влюблена в жениха?
– Представьте себе! И не побоялась того, что теперь она навсегда лишится дворянского звания, выйдя замуж за купца.
– Что делать?! Сила любви огромна! – философски изрекла княгиня Карамышева. – Пути Господни неисповедимы.
– Но все же, какой скандал! Какая неприятность для родителей невесты. Согласитесь, что купец, даже если он из богатой семьи, не лучшая партия для дворянки.
– Тут я с вами полностью соглашусь, Екатерина Алексеевна, - сказала Карамышева.
– Я к чему говорю, что надо за своими дочерьми-невестами хорошо приглядывать, чтобы, не дай бог, какой-нибудь наглец не похитил невесту… - но тут Бельская осеклась на полуслове. В гостиную вошел известный итальянский художник Антонио Висконти, он приковал к себе внимание всех гостей.
Завидев хозяйку салона, итальянец подобострастно улыбнулся, он сделал комплимент Голицыной, что «она прекрасна! И она самая обворожительная женщина, которую ему довелось видеть в жизни!» и тут же вызвался нарисовать ее портрет. Анна Юрьевна была польщена таким вниманием к своей персоне. Она была очень хороша в молодости, и даже теперь в свои сорок с лишним лет не утратила своей красоты. Портрет решено было начать на следующий день, ну а пока Голицына знакомила художника со своими гостями. Итальянец был учтив со всеми, стараясь произвести хорошее впечатление. Наблюдая за ним, сенатор Юрский заметил своему собеседнику Сокольскому:
– Смотрите, какой этот итальянец франт! Как он старается всем понравиться, особенно княгине Голицыной. Наверное, расчитывает получить за работу над ее портретом немалый куш.
– Что делать? – сказал граф Сокольский. – Для художника – живопись его хлеб, не только призвание.
– Я, впрочем, не возражаю, - заметил Юрский. – Но к чему так расшаркиваться. Он знаменит, его картины прекрасно продаются…
– Дурная слава может повредить его репутации, он не хочет прослыть невежей в приличном обществе…