Тайна безымянного острова
Шрифт:
— В общем, какой-нибудь планеты, — уверенно заявил он. — Треугольник во втором полушарии — это знаете что? Материк! Надо написать в Нарьян-Мар, пусть пришлют водолаза. Бивень лежал здесь много тысяч лет. У первобытных людей письменмости не было, а значки на бивне похожи на буквы или цифры. Значит, это рука космонавта — гостя с другой планеты!..
Яля рассказала Пете много ненецких сказок. Утром на четвертые сутки я проснулся и увидел, что рядом с нами горит костер, а у костра сидит мой дедушка.
Нас разыскивали всем поселком. Когда мы рассказали про бивень, было много споров. Директор школы написал в Нарьян-Мар, мы ждем, что к нам приедут научные работники и водолазы. Как
Из Нарьян-Мара к нам приезжали двое аквалангистов. Бивень они не нашли. До сих пор он лежит на дне моря… Плохо искали!
Какой-то сотрудник музея пишет в письме, что на бивне, возможно, не было никакого рисунка: игра воображения, отпечатки растений… Не люблю я таких осторожных людей. Они и каналы на Марсе не видят и Тунгусский метеорит для них — просто камень… Эх если бы я сам был водолазом! Все-таки я надежды не теряю. Может быть, напишу письмо в Академию Наук.
Мне пришла в голову такая мысль: на острове Ваули можно найти еще что-нибудь интересное. Если марсиане (или жители какой-то другой планеты) побывали в этих местах, они должны были оставить и другие следы…
Надо искать!
Игорь Забелин
Тени оазиса
Проездом из Вашингтона в Москву я остановился на несколько дней в Париже и однажды был вызван по телефону в наше посольство.
Секретарь посольства показал мне короткую записку мосье Анри Вийона, в которой тот сообщал, что в его распоряжении находятся недавно найденные дневники русского полярного исследователя Александра Щербатова. Анри Вийон хотел бы встретиться и переговорить с советским специалистом.
Имя Анри Вийона я не раз слышал, он был одним из участников французской антарктической экспедиции, работавшей по программе Международного геофизического года, — а вот кто такой Щербатов, понятия не имел.
В тот же день я встретился с Анри Вийоном, невысоким человеком с седыми висками и тонким смуглым лицом. Для марта месяца он был одет, пожалуй, слишком легко — в летний светлый макинтош.
— Рад вас видеть, мосье Непидов, — сказал Анри Вийон, резким движением протягивая мне небольшую крепкую руку.
Мы заняли угловой столик в небольшом голубом зале ресторана «Коммодор», где почти никого не было, и Вийон, заказав вина, спросил, известно ли мне что-нибудь о Щербатове. Очевидно, он предвидел мой ответ и, коротко кивнув, сказал, что я и не мог ничего знать.
— Имя вашего соотечественника помнят только в нашей семье, — пояснил Анри Вийон и, предупреждая мой вопрос, добавил: — Он участвовал во французской антарктической экспедиции Мориса Вийона…
Я вскинул глаза на собеседника.
— Да, — сказал Анри Вийон. — Это был мой дед…Теперь вы понимаете, что дело, в которое я собираюсь посвятить вас, отчасти имеет семейный характер. Морис Вийон и Александр Щербатов не вернулись. Они погибли в Антарктиде
Не откладывая, мы тотчас отправились к Вийону. По дороге он рассказывал мне о Щербатове.
— Это была весьма романтическая история. Морис Вийон готовился к экспедиции тщательно, старался избежать малейшего промаха. В частности, он сам покупал северных ездовых собак в Мезени. Дед русского языка не знал, а в Мезени никто не говорил по-французски. Видимо, поэтому местная администрация и вынуждена была прибегнуть к помощи Щербатова, сосланного в Мезень за революционную деятельность…
Мне неизвестно, в чем обвиняли Щербатова власти. Могу сказать только, что дед явно сочувствовал своему неожиданному знакомому, иначе не помог бы ему бежать за границу.
— Значит, Щербатов бежал из Мезени на судне Мориса Вийона?
— Да. Щербатов помог деду приобрести собак, а когда шхуна «Ле суар» вышла в море, на борту ее находился и Щербатов…
Дома Вийон достал из папки несколько старых фотографий. Там были изображены люди в меховых одеждах, бородатые и усатые и потому, вероятно, очень похожие друг на друга. Вийону пришлось разъяснить мне, где его дед, а где мой соотечественник Щербатов.
Потом Анри положил передо мною толстую тетрадь в добротном кожаном переплете, почти совсем не пострадавшем в анаэробных условиях Антарктиды.
— Вы еще успеете прочитать дневник, — сказал мне хозяин. — В первую очередь вам надо ознакомиться с рукописью статьи, в которой Щербатов излагает свою гипотезу. В найденных дневниках о ней говорится глухо: во время санного похода у них было мало времени для раздумий о прошлом Антарктиды.
Первые же строки статьи Щербатова произвели на меня ошеломляющее впечатление. Я думал, что, говоря о прошлом Антарктиды, Анри Вийон имел в виду ее геологическую историю, тайны которой ныне успешно раскрываются. Но Александр Щербатов полагал, что Антарктида была родиной древнейшей цивилизации. Ничего подобного мне и в голову не приходило. Разумеется, я сразу же отбросил тривиальную ссылку на лед и мороз — Щербатов тоже знал о них, но, видимо, счел возможным пренебречь обстановкой. Почему?
Я понял это уже в Москве, когда занялся изучением дневников и статей Надеюсь, что мне удалось разобраться в гипотезе Щербатова и составить правильное представление о двух героях моего рассказа; Александре Щербатове и Морисе Вийоне.
О них я и скажу прежде всего несколько слов. Щербатов получил отличное гуманитарное образование, был великолепно знаком с работами античных авторов. Позднее, уже в Петербургском университете, он стал изучать географию и геологию, опубликовал несколько статей о географических взглядах ученых древности. Александр Щербатов учился в университете после первой русской революции; раздумья о будущем России привели его к знакомству с социологической литературой, в том числе и с марксистской. «Капитал» Маркса он, судя по всему, читал очень внимательно.