Тайна Царскосельского дворца
Шрифт:
XXV
ТРЕВОЖНЫЕ СЛУХИ
Через несколько дней до Бирона, сильно взволнованного противопоставленной ему волей молодой правительницы, стали доходить все более и более тревожные слухи.
У Анны Леопольдовны появились усердные и смелые сторонники, все громче и громче заявлявшие, что Россия уже довольно вынесла во время «бироновского владычества» и что пора русской земле отдохнуть от пролитой русской крови.
— Пуще лихого ворога русскую кровь пил и проливал проклятый немец! — говорили люди, так или иначе потерпевшие в долгое правление властолюбивого фаворита. —
Бирон знал все это. Его приверженцы ему неукоснительно повторяли все это, но прежней зверской расправе уже не было места, и сам Ушаков вместе со своим деятельным помощником Трубецким отдыхали от беспрерывных пыток и допросов.
Бирон, правда, еще правил; еще дрожали перед его ненавистным именем и пугали им детей на Руси, но прежней силы у него уже не было и он первый сознавал это.
Желая всячески досадить правительнице, он изыскивал все средства пойти наперекор ее воле и ее желаниям и, зная, как сильно она желала возвращения Линара, вошел в переговоры с дрезденским двором о том, чтобы красавцу-графу был воспрещен отъезд из Дрездена чуть не под страхом смертной казни.
Анна Леопольдовна прознала об этом и, выведенная из терпения, решилась прямо и непосредственно объясниться с фаворитом по этому, в сущности, щекотливому вопросу. Это объяснение произошло почти тотчас после погребения императрицы, тело которой, набальзамированное и пышно убранное, в течение шести недель было выставлено в залах Летнего дворца, в стенах которого скончалась Анна Иоанновна.
Бирон, в упор спрошенный правительницей по поводу его противодействия возвращению Линара, прямо и категорически ответил, что он не допустит приезда красавца-графа, находя его присутствие не только не нужным, но и вредным для интересов русского правительства.
— То есть для вас лично? — со смелой и вызывающей усмешкой сказала правительница.
— Нет, скорее для вас, ваше высочество! — не уступая ей в смелости, ответил бывший фаворит.
— Для меня?
— Так точно! Меня присутствие графа Линара скомпрометировать не может.
— А меня?
Бирон пожал плечами и произнес:
— Мое уважение к сану, который вы носите, и к тому положению, которое вы изволите занимать в государстве, мешает мне говорить с полной откровенностью.
— О, это уважение столько раз нарушалось вами, что одним разом меньше, одним больше — не в счет! — холодно рассмеялась правительница.
Герцог продолжал молчать.
Тогда правительница заметила:
— Я жду разъяснений, ваша светлость!
— Покоряюсь вашему высочеству! — с поклоном ответил старый дипломат и затем, остановив на лице Анны Леопольдовны пристальный взгляд своих хитрых и наглых глаз, явственно и отчетливо произнес: — Ваше высочество, вы поставлены во главе государства, вы — мать законного императора, и в случае какого-нибудь непредвиденного несчастья для России вы же являетесь дальнейшей родоначальницей всего царственного рода.
— Что же это имеет общего с назначением того или другого иностранного министра? — сдвигая брови, спросила Анна Леопольдовна.
Но смутить Бирона было трудно. Он разошелся и порешил раз и навсегда, прямо и бесповоротно доказать правительнице,
— Всем хорошо известна та семейная рознь, которая существует между вами и вашим супругом, — начал он, пристально глядя в лицо молодой женщины.
— При чем тут принц Антон? — тоном прежнего нескрываемого удивления переспросила правительница.
— Народ должен быть свято убежден в том, что предоставленный ему наследник престола есть подлинный и законный отпрыск того рода, который ее величество в Боге почившая императрица Анна Иоанновна изволила назначить для преемственного владычества над покинутым ею русским царством! — проговорил Бирон тоном, твердость и смелость которого поразили Анну Леопольдовну.
— Вы назначены регентом не надо мною, а над малолетним императором! — гордо и властно заметила она в ответ на дерзкое объяснение герцога. В ее душе кипела непримиримая злоба, но она старалась сдержаться. — Я попрошу вашу светлость впредь навсегда запомнить, что я ни в чем не подчинена вашему контролю и что я — мать царствующего государя! — гордо заметила она.
За этим объяснением последовало полное охлаждение между регентом и правительницей, и вокруг колыбели младенца-императора возгорелась та могучая, непримиримая вражда, за которую ему, ни в чем неповинному, пришлось впоследствии горько и страшно поплатиться.
А между тем недовольство регентом все сильнее и сильнее закипало в народе и, проникая в войска, создавало правительнице могучую и властную партию сторонников.
Во главе этой партии вскоре стал один из личных телохранителей принца Антона, некто Гладышев, имя которого почти не сохранилось в истории и впервые было упомянуто, в виде предположения, на столбцах русских газет более нежели век спустя, во время того «шестого» царствования, о котором так пророчески поведала во сне молодой принцессе ее замученная камер-юнгфера Регина Альтан.
Гладышев был мелким помещиком одной из внутренних губерний. В военную службу он поступил по призванию, сержантом, и за отличие по службе был произведен в офицеры и переведен в один из гвардейских полков.
Простой и справедливый по натуре, он не мог равнодушно видеть то угнетение, среди которого жил принц Антон, и, будучи прикомандированным лично к нему, вскоре всей душой предался его особе и служил при нем. Он весь отдался интересам молодой правительницы, обожал маленького императора и, прямой и откровенный по натуре, прямо высказывал вскоре отличившему его принцу все свое ожесточение против властолюбивого регента.
Принц, по врожденной ему трусости, сначала не столько обрадовался, сколько испугался сознания, что при его дворе находится лицо, готовое во всякий день и час встать грудью за него и его семью против властного и для всех равно страшного герцога Бирона. Но правительница не разделяла его робкого мнения и, узнав о преданном слуге своем и своего державного сына, она смело призвала к себе Гладышева. Ласково переговорила с ним и, допустив его взглянуть на маленькою императора, она поблагодарила его за верную службу и сказала, что придет время, когда его верность будет испытана ею на деле. Она прибавила, что этот день не далек и что первый, кого она призовет на свою личную службу, будет он, Гладышев.