Тайна черного чемодана

Дойл Артур Конан

— Бланш, не уходи, прошу тебя! Ты должна объясниться со мною. Я настаиваю!

Она безуспешно пыталась высвободить руку:

— Мистер Лоренс, какое вы имеете право так говорить со мною?

— Какое право, Бланш? Право всякого мужчины на женщину, которая его любит!

— У вас больше нет этого права. Я пыталась избежать встречи с вами. Вы это прекрасно знаете. Джентльмен не должен привлекать внимание дамы подобным образом.

— Твои колкости меня не остановят. Я долго искал объяснения твоим непонятным поступкам, но так и не нашел его. Мои письма оставались без

ответа, просьбы о последней встрече были напрасны. И сейчас, когда случай вновь свел нас, я должен спросить тебя и услышать ответ… Не я подстроил эту встречу. До вчерашнего вечера я вообще не знал, что ты вернулась в Англию, а едва услышав, что ты приезжаешь сюда, я постарался выдумать предлог, чтобы уехать самому. Но судьбе было угодно, чтобы мы встретились, и ей же угодно, чтобы ты объяснилась со мною.

— Что же ты хочешь узнать? — еле слышно вымолвила она.

— Во-первых, скажи: ты больше не любишь меня?

Выражение оскорбленного достоинства, появившееся, было, на лице ее, когда он пытался ее удержать, исчезло без следа; мертвенно-бледные губы задрожали, а в запавших глазах показались две большие слезинки и повисли на длинных ресницах.

— Не надо, Бланш, — заговорил Лоренс уже более мягко. — Твое сердце ответило мне. Не причиняй себе ненужную боль, не отвечай, не надо. Но скажи, почему тогда ты покинула меня? Почему уехала из Англии, не написав ни строчки, не простившись? Почему никак не хотела связаться со мной с той поры?

— Я не могла, — прошептала она. — О, ты ничего не знаешь. Тебе этого не понять… Ты никогда не поймешь, что я испытала тогда.

— Это не ответ, Бланш, — твердо произнес Лоренс, — а я должен получить ответ. Что за внезапная причина заставила тебя порвать наши отношения? Я любил тебя, и ты знаешь, как сильна была моя любовь. Что же разлучило нас? Страх, безразличие или внезапное раскаяние?

— Причиной была… — медленно произнесла она и замолкла, но потом, словно вдруг решившись, воскликнула:

— Так ты в самом деле хочешь знать, что случилось?

— Да. я хочу знать, что разлучило нас, — отвечал он, вновь ощущая свою власть над нею. — Так или иначе, Бланш, оно принесло тебе несчастье — весь облик твой говорит об этом. Ты ужасно изменилась! Я все-таки думаю, что смог бы сделать тебя счастливее.

— Я была слишком счастлива, отсюда и происшедшая со мной перемена, — отвечала она. — Если хочешь знать, то пойдем, я покажу тебе.

— Когда? Сегодня?

— Прямо сейчас. Завтра может оказаться поздно.

С этими словами, она направилась к дому, ступая порывисто и быстро. Сердце ее учащенно билось, но в теле от былой слабости не осталось и следа.

И Герберт Лоренс направился за нею вослед, сам не ведая зачем, лишь повинуясь ее желанию.

Так они вошли в дом, поднялись по широкой лестнице к дверям опочивальни Бланш. На пороге она остановилась и оглянулась, как бы желая удостовериться, идет ли он следом. Лоренс стоял в нескольких шагах, подле лестницы.

— Можешь войти, — прошептала Бланш, распахивая настежь двери, — не бойся, здесь ничего нет, ничего, кроме причины нашей разлуки.

Едва затворив двери, миссис Деймер в

сильном волнении упала на колени перед небольшим, окованным железом черным сундуком. Он был заперт на висячий замок. Вынув из-за корсажа ключ, она вставила его в замок и секунду спустя откинула тяжелую крышку. Сверху в сундуке оказалось белье, которое она принялась вытаскивать, а затем позвала стоящего за спиной мужчину, предложив ему заглянуть внутрь.

Мистер Лоренс приблизился, совершенно не понимая, в чем дело; но едва взгляд его упал на содержимое сундука, как он отшатнулся и, вскрикнув, закрыл лиф руками. Когда же он медленно убрал руки, то увидел грустные и искренние глаза женщины, стоявшей перед сундуком на коленях.

Несколько минут они смотрели друг на друга, не проронив ни слова. Затем миссис Деймер отвернулась от Лоренса и принялась снова укладывать белье в чемодан. С лязгом захлопнулась тяжелая крышка, вновь был повешен замок, ключ от него вернулся за корсаж, а Бланш поднялась на ноги и в том же молчании собралась выйти из комнаты.

Но Лоренс вновь остановил ее, только теперь голос его изменился, и с дрожью он хрипло произнес:

— Бланш! Скажи, это правда?

— Богом клянусь, да! — отвечала она.

— И это единственная причина, по которой мы расстались, единственная причина нашего разрыва?

— Неужели этого мало? Я согрешила, но все то время я жила, словно во сне. Когда же проснулась, то не смогла грешить более и потеряла покой. Да какой там покой! Я знать не знала его с той поры, как встретила тебя. Не расстанься мы тогда, я бы просто умерла и очутилась в аду. Вот, собственно, и вся правда. Хочешь верь, хочешь нет. Между нами, однако, все кончено. Прошу тебя, дай мне пройти.

— Но этот… этот… чемодан, Бланш! — вскричал Герберт Лоренс, на лбу которого, несмотря на холод, выступили капли пота. — Ведь правда же случилось несчастье? Ведь не ты же совершила такое?

Она устремила на него взгляд, в котором смешались ужас и презрение.

— Совершила? Я? О чем ты? — молвила она. — Да, я была безумна. Но не настолько! Как мог ты подумать?..

И вновь на глазах у нее навернулись слезы, но не потому, что он подумал о ней дурное, а просто оттого, что она представила себе нечто действительно страшное.

— Но зачем ты возишь его с собою, Бланш? Это же чистое безумие. Сколько ты путешествуешь со своим ужасным чемоданом?

— Уже более двух лет, — со страхом прошептала она. — Я пыталась избавиться от него, но тщетно: каждый раз что-нибудь мешало мне и он снова оставался со мной. А теперь — какая разница? Мука и тяжесть первых дней позади.

— И все же позволь мне избавить тебя от него, — сказал Лоренс. — Как бы ни сложились теперь наши отношения, я не могу допустить, чтобы ты, по моей вине, подвергалась столь чудовищному риску. Ты и без того настрадалась. О, если б я мог тогда нести это бремя вместо тебя! Но ты даже не сказала мне о своих мучениях. Не в моей власти стереть в твоей душе память о происшедшем, но теперь я хотя бы освобожу тебя от присутствия этого кошмара.