Тайна чёрного кинжала

Локоть Валерий

Бой в ограниченном пространстве отличается от боя на улице. Здесь нужно уметь сочетать короткие действия с кратчайшими траекториями.

Последний оставшийся на ногах противник поднял финку деда, валявшуюся на полу, и, как в фехтовании, размахивая ею перед собой, начал обходить своих лежащих и стонущих подельников.

— Ну, сука! Ну, тварь! Сейчас я тебя на ленточки резать буду!

Я сделал шаг назад, с одной стороны разрывая контакт, с другой освобождая место для более свободного движения.

И опять мне помогли машинисты, которым зачем-то понадобилось

резко затормозить. Теряя равновесие, фехтовальщик попытался достать меня клинком, но поставив нижний блок левой рукой, я отвёл его руку в сторону боковой стенки коридора, одновременно нанося столь любимый мною удар носком правой ноги в пах. Дальше было проще. Завернув блокированную руку с ножом за спину быка, провёл коронный приём моего учителя по рукопашке, загнав пальцы своей правой руки в ноздри противнику и резко дёрнув на себя, сломал ему нос, а затем отключил его несильным ударом в затылок.

Окинув поле боя своим взглядом, я принял решение связать бандитов, для чего вытащил у них из брюк ремни и завернул руки за спины. Пока не было зрителей, проверил их карманы. Шайка не плохо разжилась на доверчивых пассажирах, общая сумма составила почти тысячу рублей, четыре мои зарплаты. Экспроприировал половину незаконно нажитых банкнот, оставив вторую нашим доблестным правоохранителям.

Спрятавшиеся было пассажиры начали выглядывать из купе. Высунул свою голову и один из проводников.

— Проводник! Передай бригадиру, пусть запросит на ближайшей станции милицию.

Ближайшей станцией оказался Белгород, город с тысячелетней историей и населением почти триста тысяч человек.

Банду арестовали, только главарь, который не принимал участие в драке, успел скрыться. Нас с Сашкой тоже попросили сойти с поезда и дать свидетельские показания. И было бы всё не так уж хорошо, так как бандиты пошли в отказ, но начальник линейного отделения милиции узнал в грузине старого криминального авторитета, а чуть позже и остальных нашли в милицейской базе.

Поблагодарив и записав все наши данные, нас посадили на следующий, идущий до Днепропетровска поезд.

Милый дом

Наш небольшой домик, в котором прошло моё отрочество, был угловым и стоял, окружённый плодовыми деревьями, на пересечении двух улиц: писателя Николая Островского и композитора Глинки. Сейчас деревья были укрыты снегом, которого в этом году было очень много.

Размышляя над тем, что же забросило моё сознание (или кто?) в прошлое, я не мог не задаваться вопросом: зачем? Конечно, мы все только пыль на страницах истории, но я фаталист и верю, что жизнь каждого вписана в Книгу судеб, которую можно переписать. Меня вернули в те годы, когда старое государство разрушалось, а каким будет новое, ещё никто не знал. Надо ли пытаться что-то изменить, и если да, смогу ли я это сделать?

Мои мысли были прерваны камнем, пробившим окно дома и упавшим на подоконник. Ну надо же! А вот и прошлое, громко напомнившее, что в моей юности было достаточно романтики и любовных терзаний.

В

прошлый раз она также заявила о себе разбитым окном… Расслабился, а жить сейчас надо за себя двойного.

Выйдя в прихожую, надел ботинки, накинул куртку и через калитку вышел на улицу. Метрах в тридцати от меня, вниз по улице стояла молодая девушка, красивая восемнадцатилетняя брюнетка. Завидев меня, она пошла в мою сторону.

— Привет.

— Привет.

— А что же ты ко мне не зашёл, любимый?

— Любимый? Мы вроде бы с тобой в письмах уже объяснились. Было да былью поросло. Из армии ты меня не дождалась. Сейчас…

— Я только тебя люблю. Я совершила страшную ошибку, но ты должен меня простить! — перебила меня Оксана.

За всеми проблемами, которые навалились на меня после перемещения, я забыл о своей главной проблеме прошлого — взбалмошную, безбашенную, слабую на передок, переспавшую почти со всеми моими «друзьями», мою первую любовь, юношескую влюблённость по имени Оксана.

Наше с ней знакомство состоялось за год до моего призыва в армию. Этот год я прожил как на вулкане. Оксана была не просто безбашенной, порой мне казалось, что в ней живут два человека. Милая и спокойная, улыбчивая и приветливая, за секунду она могла превратится в фурию и испортить не только прекрасный вечер, но и чью-нибудь физиономию. Проводив меня на службу в Советскую армию, первый год она исправно писала мне письма, но ждать два года для неё оказалось слишком долго.

В конце 1985 года, когда мне поступило предложение поступать в военный институт, я был в раздумьях, и тут мне пришло письмо от Оксаны, в котором она написала, что расстаётся со мной. На её пути появился «прекрасный человек», которого она полюбила. Тогда я собрал свои эмоции и чувства в кулак и в ответном письме пожелал молодым любви и счастья.

Их счастье продлилось до августа 86-го, когда я получил письмо от Оксаны с вновь проявившимися чувствами, на которые, видимо, повлияло моё поступление в институт и появившиеся перспективы. Мой ответ был обтекаемый, влюблённость не исчезла и вновь пробила эмоциями от прочитанных строк. И только получив очередное письмо в октябре, новый, умудрённый опытом, я написал ей «Прости и прощай».

— Знаешь, Оксана, давай отложим этот разговор. Для нас обоих он слишком тяжёл, — не настроенный на долгую беседу, я решил успокоить её, — мне ещё полгода учиться, а потом ехать на войну.

— Какую войну?? — не поняла Оксана.

— У меня язык, пушту, афганский. Через пять месяцев я стану офицером и полечу в Афганистан. На два года. А там всякое может статься.

Оксана задумалась. Перспектива ожидания суженного больше двух лет не входила в её планы.

— Я буду писать тебе! — решила она и потянулась ко мне за поцелуем, но я уклонился, слегка приобняв её за плечи.

— Пиши, конечно, а сейчас, извини, пойду окно ремонтировать.

***

— Юрочка, Володя, идите блины кушать! — мама заглянула в гостиную комнату, в которой мы с отцом играли в шахматы.