Тайна "Черного лотоса"
Шрифт:
Так прошло больше двадцати лет. И однажды мной овладела болезнь. Да-да, Донг, и у монахов-воинов есть болезни. И одни их них «болезнь меча» и «болезнь тихого дома». Одержимость убийством и одержимость тихой жизнью. Убивать — нетрудно, трудно — не убивать. Иногда воина настигает безумие убийства — он не может остановиться, теряет рассудок, ему нужно убивать. И пока он этого не сделает, не успокоится. И всё повторяется снова и снова. Это «болезнь меча». Таких или отправляют сражаться в армию, где почти каждый день битва, или умертвляют. К счастью, мной овладела «болезнь тихого дома» — я больше не хотел вести ту жизнь, которую вел. Необъяснимая тоска поселилась в моем сердце. Я слонялся по улицам,
И однажды я встретил ее — девушку, которую полюбил. Ее звали Аи. Она была дочерью мелкого чиновника. Мы познакомились, когда на их семью напала банда уличных бродяг. Мне, конечно, не составило большого труда раскидать нападавших. Аи так благодарно смотрела на меня. А я потерял покой и сон. В конце концов мы стали встречаться, тайно от ее родителей. И тайно от учителей монастыря.
Так не могло долго продолжаться. Меня в любой момент могли отправить с заданием. Как раз на севере участились набеги варваров. Нужно было что-то решать, на что-то решиться. Но я не мог открыто уйти из монастыря. Я — монах-воин, и мой путь предопределен.
Тогда я решился сбежать вместе с Аи. Неважно куда, лишь бы быть вместе. Так мы скитались, не задерживаясь нигде больше одной весны, около пяти лет. Нам повезло — таких отступников находят гораздо раньше и наказывают. Вскоре Аи родила дочку. Мы назвали ее Роу — «нежная».
И все шло хорошо. Я так любил свою жену и дочку!.. Но нас все же выследили «черные».
Однажды после работы я зашел в портовый кабачок — поужинать. Я сразу заметил «черного». Мы много лет проводим в монастыре и становимся похожими друг на друга — по мягким, рациональным движениям, выражению лица, хотя часто оно ничего не выражает, по скользящему, казалось бы, ничего не замечающему взгляду, но в то же время этот взгляд видит всё. К тому же мы не пьем спиртное и не едим мяса.
Я долго не задержался в кабачке, и всё время оглядывался, не идет ли кто за мной. Пошел домой окольными путями. Я чувствовал опасность. Жена уверяла, что мне это кажется и никакой опасности нет.
Но я — монах-воин, я натренирован не только видеть и слышать, но и чувствовать. Мы быстро собрались, я договорился с хозяином трехмачтовой джонки, что он перевезет нас в другое место, где мы были бы в безопасности. Сначала он отказывался, но я хорошо ему заплатил — двойную цену.
Рано утром мы вышли из дома, чтобы идти к морю, и я увидел их. Все-таки меня выследили. Один постарше, с еле заметной усмешкой на лице. Второй — молодой, видимо, недавно перешедший в касту воинов.
Я велел жене взять дочку и бежать к берегу, где нас ждала джонка. Она плакала и не хотела бросать меня. Тогда я ударил ее по щеке. Так надо было Донг, и мне до сих пор больно про это вспоминать. Я должен был задержать этих двоих, чтобы мои родные ушли. Я оказался прав: «черные» не стали преследовать мою семью, их интересовал я.
Мы начали биться.
Я решил сначала вывести из битвы молодого, и, к моему счастью, это не составило особого труда. Я подловил его на очень простом приеме: сделал фальшивый выпад и создал впечатление, что поскользнулся и падаю. Молодой, радуясь возможности легкой победы, кинулся ко мне и тут же рухнул от моего резкого удара. Его голова крутанулась в сторону больше, чем надо для жизни, и он затих.
Всё произошло очень быстро, так быстро, что второй не успел ему помочь. И вот тогда началась серьезная битва. Старший был хорошо подготовленным бойцом, но и я не уступал ему в мастерстве. Однако мне мешало чувство тревоги и ответственности за семью — я не мог полностью сосредоточиться на бое, но это
Хотя сейчас я думаю, что не победил его.
Мы начали медленно, прощупывая друг друга: выпад — защита, удар — блок. Так мы могли бы долго кружить, но меня ждали. Я сказал жене, что если не вернусь до полного восхода солнца, то пусть плывут без меня. Поэтому мне надо было рискнуть. Но обмануть опытного бойца труднее. Он не велся на мои уловки и обманные выпады. И один раз почти подловил меня, но каким-то чудом я удержал равновесие, откинувшись назад, и смертельный удар прошел по касательной. Тогда я решился на свой коронный удар ногой с разворота. Однако в последний момент, как будто Небо подсказало мне, я прыгнул и двумя ногами ударил его в голову. Мы упали на землю. Я тут же вскочил, а мой противник остался лежать — он упал на камень.
Всё закончилось, я бросился к спасительному берегу. И вскоре джонка отчалила.
Море было спокойным, дул попутный ветер. Мы радовались. Но, видимо, и тут Небо решило вмешаться и вернуть меня к тому, что мне было предназначено с рождения. Начался шторм. Джонку бросало, как щепку в горном ручье, из стороны в сторону. Волны обрушивались на палубу, сметая всё на своем пути.
В один из таких моментов я не смог устоять на ногах, и меня смыло за борт. Я отчаянно пытался добраться до джонки, но море уносило меня всё дальше. Остальное ты знаешь.
Я нарушил закон — закон равновесия и предопределения жизни. Поэтому и был наказан. Но я не жалею ни о чем, потому что я был любим и счастлив.
— Донг, ты слушаешь меня?
— Да, Дэй. Но я не понял, почему ты не победил.
— Потому что мне помог камень, но главное — потому что я остался без жены и дочки. Без того, в чем был смысл моей жизни. Я искал их, надеясь, что они не погибли, но…
— Так ты уходил не на заработки!
— Донг! — Дэй взял мальчика за плечи и повернул к себе. — Завтра утром, что бы ни случилось, ты придешь в деревню и примешь участие в соревнованиях. Ты победишь и будешь жить в монастыре. — Дэй, не отрываясь, смотрел подопечному в глаза. — Когда ты станешь монахом-воином, ты найдешь и мою дочь, и своих родных, — четко проговорил Дэй, делая ударение на каждом слове.
— Ты так говоришь, как будто это уже свершилось…
— Так надо, Донг. Я даю тебе путь, я «ставлю» тебя на путь. — Дэй помолчал и добавил: — Хотя и вмешиваюсь в дела Неба. И еще, — Дэй поднял руку и показал маленькое черное пятнышко на запястье левой руки. — Это татуировка — цветок черного лотоса. У «белых» лотос нарисован одной линией, у нас он закрашен черным. Здесь есть и едва заметная точка над лотосом, вверху — это путь к просветлению. Точка под лотосом, внизу — означает конец пути, смерть. Монах сам ставит эти точки. Он сам выбирает и когда ему умереть, вернее чувствует это. Воин может не поставить точку под лотосом, тогда он становится бессмертным. Но таких очень мало. Они гуляют по всему свету и могут прийти на помощь в трудную минуту, если позвать, но сильно на них не надеются.
— А как отличить просто монаха от монаха бессмертного? — спросил заинтригованный Донг.
— Можно прикоснуться к нему. Ты не почувствуешь ни тепла, ни холода — ничего. Пустота. Это не просто объяснить, потом поймешь сам. Можно даже пройти сквозь бессмертного, но лучше этого не делать.
Донгу о многом хотелось расспросить Дэя, но он не решался, да и голова пухла от стольких знаний.
— И надень вот это. — Дэй снял с себя талисман-монету в форме мотыги. — Такой же есть у моей дочери Роу. Сейчас ей, я очень надеюсь, семь лет. А теперь нам нужно немного поспать и набраться сил. Завтра будет трудный день — предопределяющий день.