Тайна Черного моря
Шрифт:
«Разумеется, Мойл».
Юра заплакал – горестно, неудержимо, навзрыд. Повернулся к Пете и сообщил:
– Этот маленький негодяй звонит мне и спрашивает: «Папа, а что такое „ФОРМАТИРОВАНИЕ ДИСКА С:/ ЗАВЕРШЕНО“?»
Эпизод двадцать второй. Морская болезнь
30 июля, суббота, 14.07 по московскому времени.
Петя, чуть наклонясь, читал академически сухие надписи: «Банник с прибойником», «Сдвижной фальшвейерник», «Вспышечник шуфла»… Выставленное в витрине оружие казалось
А может, выставленное в витрине оружие казалось ненастоящим потому, что вокруг, раскинув паутину ненастоящих снастей, выставляли напоказ лакированные деревянные бока модели старинных кораблей. И хотя некоторые были размером в восемь ксероксов или с настоящий катер, даже подлинные экспонаты они заражали болезнью нереальности.
А может, оружие гардемаринов выглядело фальшивым потому, что рядом с Петей топтались не седоусые румянцевские или суворовские богатыри, а горластые немцы, бесцеремонно тыкающие в экспонаты пальцами и подначивающие друг друга наверняка скабрезными шуточками. Некрасивые девицы-немки из их компании косметикой и вниманием своих и чужих мужчин не пользовались. Худые, обросшие оранжевым пухом, торчащие из шорт ноги немцев казались выточенными из светлых пород дерева, как и корпуса уменьшенных копий фрегатов, некогда принесших славу российскому флоту.
За каким чертом Петю понесло в Военно-морской музей, он и сам не смог бы ответить. Какого рожна он не уймется, для него тоже оставалось загадкой. Так ли уж он верил в обещанные деньги?
Чай, не маленький. Идиота проще убить, чем заплатить ему миллион долларов. И ведь сарацин Мойл даже не объяснил толком, как он собирается передать вереницу зеленоликих президентов. Вспомнилась невеселая кавээновская шутка: «Я тебе по факсу послал миллион долларов»…
Все. Решено. И не стоит откладывать. Сейчас Петя выходит из музея и, никуда не звоня, никому ничего не объясняя, мчится на Витебский вокзал. И отправляется на дачу. И сидит там безвылазно неделю, как улитка в ракушке. А лучше месяц. Заметано.
Но, вместо того чтобы действительно покинуть музей, Петя двинулся дальше, от экспоната к экспонату, задирая голову, чтобы лучше разглядеть развешанные под потолком выцветшие трофейные флаги.
Класса до шестого Петя любил играть в солдатики. У него были две пластилиновые армии – «наших» и французов (влияние добротно скроенных батальных сцен в «Войне и мире» Бондарчука). Каждая армия в сотню штыков. Вместо того чтобы делать домашние задания, Петя, пока родители не вернулись с работы, самозабвенно заставлял свои армии маршировать друг на друга.
И вот здесь, в музее, призраки пацаньих грез вернулись. В голову пришла эдакая фантазия: бриг «Виктория», держа нос по ветру, заходит в борт к чайному клиперу «Лаперуз». Полный абордаж. Зажав зубами кортики, при помощи абордажных крючьев пираты запрыгивают на вражеские ванты. Порох на полках кремневых пистолетов отсырел. Шпицрутены на исходе. У пиратов вплетены в косички горящие
Петя опомнился, тряхнул лохмами. Ведь он сюда явился как серьезный, ответственный человек. С поручением.
Но о поручении думать не хотелось. Волны Невы вдруг стали солоней, чем воды Индийского океана, плескались в неправильно прямоугольные иллюминаторы бывшей Биржи, а ныне Музея военно-морских викторий, и шептали красивое слово «аврал»…
Ноги понесли Петю к выходу из музея. Чтобы доставить на Витебский вокзал, а далее целым и невредимым на дачу. От греха подальше.
Однако не успел Петя поравняться с макетом двадцатипушечного брига «Улисс», как узнал входящего в зал очередного посетителя.
Нет, Петя не обознался. Не мог обознаться. Пусть на человеке вместо солидного костюма были надеты вытертые джинсы, «косуха» и черная футболка под ней. Это был именно он, собственной персоной. И хотя, если верить сообщению Мойла, сей гражданин намедни утонул в Неве, этот неприятный момент, судя по цветущему внешнему виду, не доставил ему особых неприятностей.
Самый пристальный взгляд не мог бы обнаружить во внешности Анатолия Андреевича никаких свидетельств скоропостижной смерти. Ни тебе синего отлива одутловатой кожи, ни вспученного живота, ни трупного окоченения. Странный знакомый был живее всех живых. А это значило, что беднягу Пьеро опять надули. И ещё это значило, что обещанный миллион баксов тоже может оказаться эфемерным посулом. Компаньон Мойл, оказывается, любит приврать.
Бочком, бочком, вжав голову в джинсовый воротник, Петя двинулся в глубь корабельно-макетных снастей. Кажется, Анатолий Александрович его не засек. Вот и славно.
Петя обогнул греющуюся в искусственном дневном свете палубу императорской яхты «Ливандия» и добросовестно уткнулся носом в экспонаты, покоящиеся в углу под стеклом: фуражка лейтенанта Шмидта и скрипка лейтенанта Шмидта.
Так мятежный лейтенант ещё и на скрипке играл? Как интересно. Петя по принципу страуса: если я не вижу, значит, и меня не видят, постарался целиком уйти в созерцание музейных сокровищ.
Но нежелательной встречи избежать не удалось. Крепкая рука уверенно хлопнула его по плечу. Петя вздрогнул, словно его застукали на воровстве фисташек в супермаркете.
– Опять ты, – устало вздохнул блондин, глядя на Петюню как на несмышленого котенка, снова нагадившего в ботинок. – Я же тебе русским языком сказал: уматывай из города подобру-поздорову!
Петя собрался что-нибудь соврать, но ничего путного в голову не приходило. Тогда он решил просто промолчать, виновато опустив глаза. Буркнул лишь, стараясь, чтоб звучало весомо:
– Тут дело у меня одно осталось недоделанным…
Стилистика произнесенного покоробила самого Петра. Кроме того, виноватые глаза и достоинство в голосе выдавали юношу до покраснения ушей своей несовместимостью. Осталось только собирать несуществующие ворсинки на одежде.
– Знаю, знаю, – грустно улыбнулся блондин. – Дело на миллион долларов.
Петя вскинулся, испуганно хлопнул губами, но смекнул, что это просто шутка такая, оборот речи, и ни в чем Анатолий Рудольфович его не подозревает.