Тайна черного янтаря
Шрифт:
– Мы сейчас находимся недалеко от Крытого базара, – объяснила она. – Сначала зайдем на базар, и я выполню поручения, которые мне дали.
Как только они вышли на крутые мощеные улочки, Трейси почувствовала запах настоящего Стамбула. Стамбул пах пылью. Малейшее колебание воздуха поднимало в воздух тучи пыли, которая собиралась между булыжниками на улицах, на карнизах домов, в каждой канаве. Пыль поднималась вверх и исполняла дикий танец дервишей.
Нарсэл и Трейси пересекли дворик небольшой мечети, где суетились голуби, которых кормили прохожие. За мечетью высился арочный вход
Пройдя через арку, они очутились в лабиринте улочек самого базара. Сейчас Трейси видела, что это настоящий город, состоящий из крошечных лавчонок, ютившихся под арочными обветшалыми каменными крышами. Через равные интервалы в стенах были проделаны высокие окна, пропускающие солнечный свет, который создавал какое-то водянистое подобие дневного света. Однако, по большей части, освещение было электрическим, и во всех, без исключения, стеклянных окошках лавчонок и магазинчиков горел электрический свет. Весь базар был разбит на кварталы многочисленными улочками и проулками, и через несколько минут Трейси заблудилась в этой паутине проходов.
Лавчонки располагались по профессиональному признаку, каждый ряд торговал строго определенным товаром. Трейси и Нарсэл проходили мимо десятков окон, доверху заваленных блестящими позолоченными браслетами, которые пользовались огромной популярностью у деревенских девушек. Нарсэл объяснила, что невесты в Турции ценятся по количеству таких браслетов на руках. Им попадались магазинчики, в которых продавались только тапочки и туфли. В этих лавках сильно пахло кожей. Девушки прошли улочку с магазинчиками, в которых торговали изделиями из меди, на другой продавалась только латунная утварь. Но больше всего на базаре оказалось ювелирных лавок.
В одну из них Нарсэл и вошла, чтобы выполнить свое первое поручение. Магазинчик оказался таким крошечным, что всю его наружную стену занимала узкая витрина и дверь, а внутри находилась маленькая стойка, за которой с трудом мог поместиться лишь один продавец. Перед стойкой одновременно могли свободно разместиться только двое покупателей. Молодой человек за стойкой приветствовал Нарсэл, назвав ее по имени, и сразу же принес клиентам стулья. Это был высокий, хорошо сложенный юноша, глаза его блестели, но выражение лица было серьезным. Улыбка открывала его белоснежные зубы.
– Хасан-эффенди, – представила его Нарсэл.
Молодой человек поклонился все с тем же серьезным выражением лица и пробормотал по-английски, что ханум-эффенди оказала честь его магазину.
Трейси уселась на стул и принялась с интересом разглядывать убранство лавки. Каждый дюйм крошечного пространства был заставлен полками, заваленными горами бус и брошей, колец и амулетов, всевозможными мелкими украшениями.
– Вы приготовили четки для
Молодой человек сунул руку в ящик у себя за спиной и положил на стеклянную стойку четки из прекрасных зеленых агатовых бус. Нарсэл внимательно и с интересом рассмотрела их.
– Мюрат будет доволен, – заявила она и протянула Трейси. – Ценный экспонат для его коллекции.
Четки были такими же, какие Трейси видела вчера за обедом, с последней более крупной бусинкой и без всяких застежек. На ощупь агат казался необыкновенно гладким и прохладным. Нарсэл спросила, сколько они стоят, и начался традиционный торг между покупателем и продавцом. Добродушное препирательство длилось недолго. Заплатив оговоренную сумму, Нарсэл спрятала маленький пакетик в сумочку.
– Вы нас извините, если мы поговорим по-турецки? – обратилась она к Трейси. – Хасан-эффенди сын Ахмета-эффенди, и я должна передать ему слова отца.
Пока они говорили, Трейси с интересом наблюдала за молодым человеком. Его стройная фигура и привлекательная наружность имели мало общего с обликом жилистого, худощавого Ахмета, но только до того момента, пока Хасан не начал хмуриться. Как только он нахмурился, сходство между сыном и отцом явилось налицо. Трейси не понравилось то, как он хмурится, а также грубые нотки в его голосе. Нарсэл тотчас же покорно опустила глаза, к чему Трейси уже привыкла. Правда, ей эта покорность показалась немного странной, потому что по ту сторону стойки стоял всего лишь хозяин крошечной лавчонки и сын слуги из дома Эримов.
Наверное, Хасан почувствовал удивленный взгляд Трейси, потому что внезапно замолчал, улыбнулся и открыл ящик под стойкой.
– Может, вы пожелаете взглянуть на четки, которые я собираюсь послать миссис Эрим, ханум-эффенди? – спросил он и положил перед ней на стойку горсть четок.
Трейси наклонилась, чтобы лучше разглядеть горку разноцветных бус, и машинально принялась искать черный янтарь, но черных янтарных четок там не оказалось. Нарсэл бросила один-единственный взгляд на четки и равнодушно отвернулась.
– Не сомневаюсь, миссис Эрим с удовольствием примет их, Хасан-эффенди, – вежливо проговорила она. – Она очень хочет помочь вам с магазином, так же как и помочь крестьянам.
Сходство между Ахметом и сыном вновь бросилось ей в глаза. На лице Хасана появилось угрюмое, раздраженное выражение, но он промолчал. Он проводил их до двери лавчонки и стоял в дверях до тех пор, пока девушки не свернули за угол.
Как только Нарсэл и Трейси снова оказались вдвоем, Нарсэл сбросила маску покорности и стала самой собой.
– У Хасана-эффенди большие трудности, – объяснила она. – Когда-то наш брат послал его учиться в университет, но после его смерти Мюрат не смог, по независящим от него причинам, продолжать платить за его образование. Да и Сильвана не особенно хотела тратить деньги… хотя она могла себе это позволить. Поэтому молодому человеку пришлось работать в маленьком магазинчике. Однако он весьма честолюбив. Я не удивлюсь, если Хасан-эффенди когда-нибудь станет адвокатом.
– Мне показалось, что он был рассержен на вас, когда мы уходили, – осторожно заметила Трейси.