Тайна, деньги, два осла
Шрифт:
– Тебя уже осматривал врач, сказал, что с раной все в порядке, – сквозь зубы процедил Фридрих, выдергивая очередную шовную ниточку.
– А-а-а!!!
– Да не ори ты так!
– А-а-а-а!!!
– Как же ты рожать будешь, если даже такую мелочь вытерпеть не можешь?
– А я не собираюсь рожать!
– Это не обсуждается. И ты уже могла убедиться, моя дорогая Викхен, что в этом доме все решаю я. И мне подчиняются беспрекословно!
– Вот и трахай своих подчиненных, а меня оставь в покое!
– Фу, какая ты грубиянка! Чувствуется все же славянская кровь, немецкая
– Свою маленькую женушку, – язвительно усмехнулась Вика, – которую ты обещал носить на руках и наряжать в самые дорогие тряпки?
– Имелась в виду послушная женушка. Покорная и нежная. А не строптивая и вечно хныкающая хамка! Это кошмар какой-то – за восемь лет, проведенных в Германии, причем не в портовых лавках, а в элитном университете и в одном из бизнес-гигантов, ты так и не вытравила из себя славянские замашки! – Фон Клотц, всерьез разозлившись, последний шов выдернул особенно больно.
Ну, если честно, только сейчас и было больно, до этого бережное снятие швов напоминало девушке слабое пощипывание, но она ведь неженка! Причем все еще очень слабая и болезненная, поэтому, играя этот образ, обязана выть и корчиться от боли.
А от последнего рывка…
От него пора применить тяжелую артиллерию, коей Вика старалась не злоупотреблять – фон Клотц отнюдь не дурак и быстро сообразил бы, что слишком частые обмороки свидетельствуют не о слабости пленницы, а о ее хитрости.
И тогда – добро пожаловать с дусей в койку!
Поэтому сознание Вика теряла редко и только в подходящих ситуациях. Вот как теперь, например.
Она сильно втянула в себя воздух, затем словно поперхнулась им, закатила глаза и неуклюже, как и полагается в настоящем обмороке, свалилась со стула.
– Опять! – зарычал фон Клотц, склонившись над пленницей. – Как мне это все надоело! Не думал, что эта девчонка окажется такой хилой! Уже почти десять дней, как она в моем доме, а я никак не могу приступить к своей главной задаче – зачатию наследника! А может, не дожидаться, пока Викхен окрепнет? – задумчиво проговорил он, и девушка почувствовала, как его рука скользнула под блузку и сдавила грудь. – Находиться рядом с таким роскошным молодым телом и не овладеть им… Я больше не могу… Не могу… Не умрет же она, в конце концов, от этого еще никто не умирал…
О-о… Кажется, доигралась ты, Викуся. Вот что значит отсутствие опыта в общении с мужчинами!
Да и мужчин настоящих, если честно, в твоей жизни не было. Первым стал однокурсник по университету – блондинчик Клаус. Они поехали тогда студенческой компашкой к морю, ну и…
С Клаусом роман длился до самого окончания университета, они весело проводили время, все было в целом неплохо.
Но и все. Неплохо, приятно, но вполне можно и обойтись друг без друга.
Так что расстались они друзьями.
Потом было несколько таких же вялотекущих отношений с ровесниками, и тоже без особой страсти. Весело, приятно, цветы, шампанское, скучно, пока-пока.
И именно на этом своем опыте
Он же сам позиционировал себя как чуткого и страстного любовника, который ни в коем случае не будет насиловать бесчувственное тело!
Так почему сейчас уже обе его руки шарят по бесчувственному телу, срывают блузку, расстегивают джинсы?!
Почему он дышит все тяжелее и тяжелее, зачем его губы впиваются в ее рот, кому он бормочет страстные слова?!
Зачем он коленом раздвигает ей ноги?!
Что делать? Очнуться и заорать? Попытаться отбиться, сбросить его с себя?
Нет, не надо. Терпи. Ведь сопротивление жертвы возбуждает насильника еще больше.
А так – пусть терзает безжизненное тело…
Но как же трудно сдерживаться! Мама, мамочка!!!
Ты не женщина, ты вялый овсяный кисель. Ты – улитка без домика. Ты…
Фон Клотц отстранился.
– Не могу! Словно с куклой резиновой! Дьявол, надо все-таки девчонку побыстрее на ноги поставить. А возьму-ка я ее на прогулку в лес! Во-первых, свежим воздухом подышит, а во-вторых… Природа, цветочки, на полянку ее отведу красивую, пикник так устроим, вина выпьем. Ей ведь в таком состоянии много вина и не понадобится, полбокала – и девушка готова на все! А для зачатия полбокала не страшно. Ну а потом – потом ей понравится, и Викхен перестанет капризничать. Решено, завтра же идем в лес! – Он привел себя и пленницу в порядок, застегнул все пуговицы на блузке и осторожно похлопал девушку по щекам: – Викхен! Малышка, очнись! Прости своего Фрицци за эту боль, она была последней! Я снял все швы, больше тревожить твою милую головку не буду!
Ишь как заворковал опять! А ведь последнее время только раздраженно морщился и рычал в ответ на малейшие проявления слабости. Нежности и участия хватило ровно на пять дней.
Хлопки по щекам стали интенсивнее, они уже почти подошли к той грани, за которой меняли название на пощечины.
– Викхен! Да очнись же ты! Викхен!
Пора. Девушка болезненно поморщилась и застонала:
– Мм-м… Больно…
– Где больно? Неужели все еще голова?
– Щекам больно! – пожаловалась Вика, открывая глаза. – Зачем ты меня бьешь? Мне и так плохо! И тело все болит, наверное, ударилась при падении. Хотя нет… постой… – Она нахмурилась, прислушиваясь к своим ощущениям. – Грудь болит, словно ее тискали. Ты… – Так, глаза пошире, в них – искреннее неверие, ужас перед случившимся. Хорошо бы еще слезу подогнать, но она ведь училась не в театральном институте, на юрфаке технике сценических рыданий не учат. – Ты… меня… изнасиловал?!
– Никто тебя не насиловал, – пробурчал фон Клотц, помогая пленнице подняться. – Я же говорил тебе – я не ублюдок…
– Спорное утверждение.
– Прекрати язвить! А то передумаю и не возьму тебя завтра на пикник.
– Куда?
– На пикник. Решил вот выгулять тебя по лесу, может, хоть немного порозовеешь, окрепнешь от свежего воздуха, а то вон какая бледная немочь! Лето уже заканчивается, август, скоро будет не до прогулок.
– А раньше что же не выгуливал? – угрюмо поинтересовалась Вика.