Тайна древнего кургана
Шрифт:
Сошников задумался. Причастность профессорского сына к обоим преступлениям или даже к одному из них представлялась маловероятной, но чужая душа – потемки, окончательно исключать Дениса Свиридова из числа подозреваемых пока что не следовало.
– Я хочу пообщаться с близкими друзьями и знакомыми Оксаны. Кого вы порекомендуете?
Парфенов ответил не задумываясь:
– Лучшая подруга – Татьяна Рощина, бывшая одноклассница, сейчас работает в областной газете после окончания журфака. Ставший вместо Свиридова заведующим кафедрой в универе Николай Семенович Звонарев хорошо знал и профессора,
Сошников назвал десять цифр и поинтересовался, какое впечатление произвела на оперативника молодая журналистка. Парфенов пожал плечами:
– Да нормальное впечатление, никакого негатива. Татьяна выглядела очень расстроенной исчезновением подруги, подробно ответила на все мои вопросы. Доцент Звонарев вел себя сдержанно, об отношениях погибшего и аспирантки говорить не захотел, Свиридова характеризовал как видного ученого и порядочного человека. Скорее всего, и он, и Рощина ничего не скрывали. Но мне интересно ваше мнение, так что жду звонка с комментариями.
– Договорились. Давайте регулярно обмениваться новыми фактами.
– Конечно, Сергей Леонидович, только так. А сейчас едем в детективное агентство.
7
Господин Петерсен в конце апреля направился в автомобильное турне по России. Он получил три предложения от своих постоянных поставщиков и одно от нового партнера, с которым познакомился во время предыдущей поездки и затем общался в Интернете. Последний обещал представить киммерийские сокровища, которые заказал загадочный мистер Винтер из Йоркшира. Первым в списке посещаемых городов значился Санкт-Петербург. Петерсен добрался до этого города от границы с Финляндией за три часа. Он остановился в отеле на Невском проспекте, а вечером спустился в метро на станцию «Маяковская». Через двадцать минут датчанин уже прогуливался по набережной Васильевского острова. Было пасмурно, с Невы дул холодный ветер. Когда Петерсен поравнялся с фигурами каменных сфинксов, из стоявшего неподалеку автомобиля вышел высокий мужчина в серой куртке с капюшоном. Он подошел к антиквару, крепко пожал ему руку и сказал на вполне приличном английском:
– Рад видеть тебя, Карл. Как ты добрался?
– Без проблем, Юрий. Как ты поживаешь?
– Тоже неплохо.
– Где картина?
– У меня в квартире, в двух кварталах отсюда, если помнишь.
– Помню, конечно. Твои жена и сын дома?
– Нет. Мы недавно развелись, они с сыном живут у ее матери.
– Жаль. Но для конспирации это не так уж плохо. Я готов посмотреть.
– Тогда садись в машину.
Десять минут спустя они вошли в двухкомнатную квартиру в старом пятиэтажном доме. Юрий проводил гостя на кухню, включил электрический чайник.
– Будешь пить растворимый кофе? – спросил он.
Петерсен чуть поморщился и отрицательно покачал головой.
– Я не пью кофе вечером, только до полудня, – объяснил он.
– Ну а я согреюсь немного, – усмехнулся русский.
Он насыпал большую ложку коричневого порошка из металлической банки в стакан, залил туда кипяток, потом добавил бренди из стоявшей на кухонном столе открытой бутылки.
– Уверен, ты будешь
– Может быть. Показывай.
– Сейчас, сейчас.
Хозяин квартиры выпил кофе с алкоголем, потом вышел и через минуту вернулся с холстом. Юрий развернул на столе полотно, на котором был изображен пейзаж – лес и река на фоне темнеющего неба. Петерсен достал из кармана лупу с подсветкой, склонился над картиной и долго ее рассматривал. Потом он тихо спросил:
– Так ты утверждаешь, мой друг, что это творение Шишкина?
– Именно так, Карл. У меня есть заключение известного эксперта.
– Ерунда, друг мой. Тебя обманули. Или ты хочешь обмануть меня. Это не может быть картиной Шишкина. И знаешь, почему? Этот холст произведен не позднее середины прошлого века. Я так же уверен в этом, как в том, что родился в Копенгагене. Извини, но нам больше не о чем говорить. Прощай.
Не слушая оправданий хозяина квартиры, Петерсен вышел на лестничную клетку и стал спускаться вниз. Он знал Юрия еще с девяностых годов. Тот как раз окончил Академию художеств и сам написал несколько интересных полотен в стиле маринистов. Петерсен купил две из них. Потом Юрий продавал ему работы художников-передвижников, русский авангард двадцатых годов. Но теперь на дальнейшем сотрудничестве можно было ставить крест. Видимо, парень всерьез пристрастился к спиртному. Потому и жена от него ушла. Юрий пытался продать ему сегодня откровенную подделку. И эта была их последняя встреча.
Через час Петерсен встретился с другим своим давним знакомым. Это был вальяжный старик с бородкой, много лет проработавший реставратором в городских музеях. В своей небольшой квартирке на Шпалерной улице продавец предложил две редкие старинные золотые монеты, которые, без сомнения, были подлинными. Эта сделка прошла удачно для обеих сторон, а потом датчанин, отсчитывая наличные евро, вдруг спросил:
– А вы, господин Горский, могли бы предложить мне что-нибудь из музейных запасников, например старинные гравюры или камеи?
Реставратор решил, что ослышался, и с удивлением переспросил:
– Вы хотите сказать – украсть?
– Не придирайтесь к словам, – засмеялся Петерсен, – украсть, позаимствовать, достать, добыть… То, что вы мне только что продали, – это ведь тоже незаконно полученные ценности, не правда ли? Я вам очень хорошо заплачу, господин Горский, вы до конца своих дней будете обеспеченным человеком.
– Я продал вам монеты из коллекции моего покойного дяди, он завещал мне все свое имущество. А воровство из музеев – для меня это неприемлемо, я честный человек и не хочу оказаться за решеткой.
– Запасники проверяют редко, часто картины годами пылятся на стенах и стеллажах, доказать вашу вину будет невозможно, а вы хорошо заработаете. Впрочем, если вы не хотите…
Павел Ильич Горский несколько минут молчал, а потом прошептал в раздумье:
– Да, мне нужны деньги, и немалые, смерть близка, хочется не прозябать, а пожить в свое удовольствие напоследок. А честное имя – оно ведь мало что стоит.
– Так вы согласны? – усмехнулся Петерсен.
Горский посмотрел на него удивленно, чувствуя, что какая-то неведомая сила вынуждает его переступить черту, которую он никогда ранее не переступал.