Тайна двух океанов

Адамов Григорий Борисович

Высоко подняв свою седую голову, он строго смотрел вперед и, заметив Скворешню, Марата и Павлика, резко скомандовал:

— В сторону!

Едва они успели прижаться к стене, как за комиссаром показался Крутицкий, за ним знакомая до отвращения фигура Горелова, наконец — замыкающий шествие Матвеев.

Горелов шел, низко опустив голову, желтый, с черными кругами вокруг запавших глаз. Казалось, он стал ниже ростом; его бритая, с оттопыренными ушами голова словно ушла в плечи. Он шел, не глядя по сторонам, и, лишь поравнявшись с Павликом, мельком поднял глаза на побледневшее сразу лицо мальчика. Жалкая, растерянная, как будто заискивающая улыбка вдруг

пробежала по лицу Горелова и сейчас же исчезла.

Процессия быстро скрылась за следующей переборкой коридора, потом послышались ее гулкие шаги по винтовой лестнице, которая вела наверх, в отделение складских помещений.

Молча, словно прилипнув к стене, три друга проводили взорами это необычное шествие. Наконец, облегченно вздохнув, они посмотрели друг на друга.

— Переводят гада из общего коридора в изолятор, — с гримасой отвращения сказал Скворешня, тронувшись дальше. — Чтоб воздух тут не портил… И хорошо делают. Я бы этой гадине при следующей же встрече просто шею свернул!

— Ну, брось, Андрей Васильевич! — ответил Марат, едва поспевая за Скворешней, размашисто шагавшим впереди. — Не разводи демагогию. Дисциплину забываешь.

— Ах, спасибо, научил! Только тебя и ждал, чтобы вспомнить про дисциплину.

Пройти в столовую можно было только через красный уголок. Едва ступив в него через широко раскрытые двери, Скворешня, а за ним Марат и Павлик сразу остановились, потрясенные неожиданно открывшейся картиной.

Завернутое в белоснежную простыню, на большом столе, покрытом красным сукном, лежало тело лейтенанта Кравцова. С груди лейтенанта по обе стороны стола спускался до полу боевой флаг Военно-Морского Флота СССР. Голова лейтенанта покоилась на подушке; лицо его под мягким светом, струившимся с потолка, бледное, с желтизной, застыло в суровом спокойствии.

У изголовья в боевом снаряжении, с винтовками к ноге, стояли в карауле Ромейко и Крамер.

Зоолог с грустным лицом и красными глазами оправлял флаг на лейтенанте. Заметив вошедших, он тихо подошел к ним и, вздыхая, пожал каждому руку.

— Поздравляю вас, друзья мои, с победой, — шепотом проговорил он. — Но как жаль погибшего!

— Мы спешили к нему изо всех сил, — так же тихо ответил Скворешня. — Коли б вин ще одну хвылыночку продержался!

— Не могу простить себе! — взволнованно продолжал зоолог. — Зачем я выпустил его, слабого, еще не совсем оправившегося? Зачем я это сделал?

— Его и здорового смял бы в два счета Горелов, — возразил Скворешня. — Силен, бугай! Ошибку допустил бедняга лейтенант. Бросился, наверно, очертя голову, хотел задержать… а ему нужно было только следить за ним и вызвать подмогу с подлодки. Эх, згинув, бидолага, ни за понюшку табаку!

Со стиснутым сердцем слушал этот печальный разговор Павлик. Подступавшие слезы обжигали веки.

Помолчав и еще раз тяжело вздохнув, зоолог сказал:

— Капитан назначил похороны через два часа… Молча, понурив головы, лишь изредка перебрасываясь короткими незначительными фразами, друзья отправились в столовую обедать.

Когда Скворешня, Марат и Павлик возвратились в красный уголок, караул уже сменился, и у тела лейтенанта, помещенного в быстро сделанный гроб, стояли Крутицкий и Матвеев. Там же они застали почти всех научных работников и команду подлодки.

Вскоре появился капитан, одетый в полную форму, с двумя орденами на груди. Капитана сопровождали комиссар Семин, главный акустик Чижов, главный электрик Корнеев и начальник научной части профессор Лордкипанидзе. Старший лейтенант Богров оставался

на вахте в центральном посту управления.

Открыв траурный митинг, капитан произнес краткую речь над гробом погибшего. Он сказал между прочим, что лейтенант допустил в результате беспечности серьезный проступок, выпустив изменника Горелова из подлодки за несколько минут до подготовленного последним взрыва. За это он должен был бы понести суровую кару, но своей мужественной борьбой с предателем при попытке его задержать он во многом искупил свою тяжкую вину перед Родиной. Еще слабый после перенесенного ранения, он погиб славной смертью героя. И Родина и все его боевые товарищи прощают ему проступок, допущенный им по молодости и отсутствию выдержки. Задача, поставленная перед подлодкой партией и правительством, будет выполнена. Порукой этому являются безграничный энтузиазм и решимость, с которыми вся команда и все научные работники не покладая рук, не разгибая спины работают сейчас над восстановлением подлодки и ее боеспособности. Результаты этой работы только что успел почувствовать враг. Он будет чувствовать их и впредь, когда только пожелает…

Капитан приблизился к гробу, пристально, с глубокой печалью посмотрел на открытое, спокойное и примиренное лицо лейтенанта, наклонился к нему и поцеловал его в последний раз.

Через час небольшой холмик высился над могилой, высеченной в дальнем углу подводной пещеры, в твердом базальте ее дна.

* * *

Сейчас же после окончания печальной церемонии, в двадцать часов, команда вернулась к прерванным работам.

Дюзовое кольцо, приваренное к корпусу, уже прочно стояло на месте; вода из камеры газопроводных труб была удалена. Предстояло еще поставить новые трубы взамен уничтоженных взрывом и восстановить автоматическую аппаратуру сигнализации и контроля в камере. Этим немедленно занялись Козырев, Скворешня, Ромейко и Матвеев. Было также много второстепенных недоделок и у других бригад.

Весь вечер и всю первую половину ночи продолжалась радостно-напряженная работа во всех отсеках корабля.

Оставались считанные часы. В час тридцать минут девятнадцатого августа «Пионер» должен был произвести первые взрывы в своих дюзах и выйти из своего убежища в просторы океана.

Работа кипела. В восемнадцать часов главный акустик Чижов доложил капитану, что все ультразвуковые прожекторы в порядке. В двадцать один час сорок пять минут электрики с помощью освободившихся акустиков закончили восстановление всей автоматики в камерах баллонов с газами, подготовили аппаратуру для газопроводной камеры и перешли к заделке проводов всех сетей под внутреннюю обшивку переборок и корпуса корабля. Зоолог, Цой и радисты заканчивали очистку и шлифовку кормы и дюзового кольца от следов работы на них. Старший лейтенант Богров, Шелавин и еще два человека из команды в последний раз осматривали, выслушивали, просвечивали дефектоскопами корпус подлодки изнутри и снаружи.

Все нервничали, ежеминутно посматривая на часы. Особенно волновались в газопроводной камере. У механиков что-то не ладилось. Несколько труб, уже поставленных на места, после новой проверки показались Козыреву подозрительными, и он их забраковал. Пришлось подниматься в склад, отбирать и ставить другие. Время уходило, часы показывали уже двадцать два часа, а работы в камере оставалось еще немало. Между тем электрики нетерпеливо ждали, когда освободят камеру, чтобы заняться установкой уже подготовленной аппаратуры. Им тоже нужно было на это не менее часа-часа с четвертью.