Тайна двухколесного экипажа(Роман)
Шрифт:
— Погоди у меня, Лиза! — завопила старуха и зашлась площадной бранью. — Я тебе голову оторву!
Лиза в ответ презрительно расхохоталась и скрылась за растрескавшейся дверью, захлопнув ее за собой.
Когда она исчезла, матушка допила то, что было в надтреснутой чашке, и деловито собрав старые замусоленные карты, вкрадчиво улыбнулась и посмотрела на Калтона.
— Хочешь узнать судьбу, дорогуша? — прокаркала она, быстро тасуя колоду. — Матушка все расскажет…
— Нет, не расскажет, — прервал ее сыщик. — Я пришел по делу.
Старуха замерла и внимательно посмотрела на него
— Что мальчики опять натворили? — хриплым голосом спросила она. — На этот раз у меня пусто.
И тут больная, беспокойно метавшаяся по кровати, снова затянула песню, на этот раз отрывок из старой баллады «Барбара Аллен»:
О мать, о мать, готовь и мне Еще могилу рядом, Сегодня умер милый мой, И я с ним завтра лягу.— Заткнись, чтоб ты пропала! — заорала матушка Побируха. — Или я твою чертову башку разнесу!
И она схватила бутылку, как будто собираясь воплотить угрозу, но передумала, налила немного ее содержимого в чашку и жадно выпила.
— Эта женщина больна, — сказал Калтон, с содроганием посмотрев на нары.
— Еще как! — зло прорычала матушка Побируха. — Ей в «Ярра бенд» [13] сидеть надо, а не тут распевать свои жуткие песни, от которых у меня кровь холодеет. Вы только послушайте, а! — яростно прибавила она, когда больная снова заголосила:
Ах, если бы ты знала, Матушка моя, Что ждет меня чужбина, Что ждет меня петля.13
Австралийский дом умалишенных.
— Да, — сказала старуха и опрокинула в рот остатки выпивки из чашки. — Она только и твердит, что о виселицах да о повешенных, как будто ей весело о них говорить.
— Что за женщина умерла здесь три-четыре недели назад? — спросил Килсип безо всякого перехода.
— Откуда мне знать-то? — угрюмо ответила матушка Побируха. — Я же не убивала ее, а? Она любила бренди, день и ночь хлестала, чтоб ей в аду гореть.
— Ты помнишь ночь, когда она умерла?
— Не помню, — честно ответила старуха. — Я тогда пьяная была, вдрызг, спаси господи, не помню ничего.
— Ты всегда пьяная, — заметил Килсип.
— Ну и что? — огрызнулась женщина, берясь за бутылку. — Ты же за это не платишь. Да, я пьяная. Я всегда пьяная. Вчера я была пьяная, позавчера я была пьяная и сегодня собираюсь напиться. — Она с чувством посмотрела на бутылку. — И завтра буду пить. Я буду пить, пока не сгнию в могиле.
Калтон содрогнулся — столько ненависти и сдерживаемой злобы было в ее голосе, но сыщик только пожал плечами.
— Тебе же хуже. Но вспомни ночь, когда умерла Королева, как ты ее называла. К ней приходил джентльмен?
— Она говорила, что приходил, — ответила матушкам Побируха. — Но я ничего
— Кто говорила? Королева?
— Нет. Внучка моя, Сал. Королева послала ее за хахалем своим. Думаю, чтобы он посмотрел на дело рук своих, чтоб ему сгореть! А Сал стырила из моего сундука бумагу! — возмущенно завопила она. — Стырила, когда я надралась и не могла остановить ее.
Сыщик посмотрел на Калтона, который удовлетворенно кивнул. Они оказались правы насчет бумаги, которая была украдена в Тураке.
— Ты не видела джентльмена, который приходил? — спросил Килсип, снова повернувшись к старой ведьме.
— Нет, черт тебя дери, — вежливо ответила она. — Он заявился в половине второго утра, а ты же не думаешь, что мы можем не ложиться всю ночь.
— Половина второго, — быстро повторил Кал- тон. — То самое время! Это правда?
— Чтоб мне сдохнуть! — изящно выразилась матушка Побируха. — Да хоть у моей внучки Сал спросите.
— Где она? — выпалил Килсип.
На это женщина запрокинула голову и издала скорбный вопль.
— Сбежала! — завыла она, стуча ногами по полу. — Бросила свою бедную, несчастную бабку и ушла в Армию, будь они прокляты, ходят тут вокруг и делу мешают!
Тут женщина на кровати снова подала голос:
Когда засохли лесные цветы…— Заткни рот! — завопила матушка Побируха и, вскочив, кинулась к кровати. — Я из тебя душу вытрясу, господи помоги! Еще одна похоронная песня — и я тебя задушу!
Сыщик повернулся к Калтону.
— Единственный человек, который находился здесь между часом и двумя, — быстро заговорил он, — это Сал Роулинс. Остальные были пьяны или спали. Раз она записалась в Армию спасения, завтра с утра я схожу в казармы, поищу ее.
— Надеюсь, найдете, — вздохнул Калтон. — От ее показаний зависит жизнь человека.
Они собрались уходить, и Калтон протянул матушке Побирухе пару серебряных монеток, которые та сразу же жадно схватила.
— Пропьете их? — поинтересовался адвокат, отшатнувшись.
— А то как же! — Старуха осклабилась и завернула деньги в кусок материи, который оторвала для этого от платья. — Может, для меня сходить в пивную — последнее удовольствие в жизни, будь она проклята!
Вид денег значительно улучшил ее настроение, она даже подержала свечку наверху лестницы, чтобы гости, спускаясь, не поломали себе шеи. Когда они благополучно добрались вниз, свет погас, и снова послышалось пение больной женщины, на этот раз она затянула «Последнюю летнюю розу».
Входная дверь была открыта, и, на ощупь пробравшись по темному коридору с его ловушками, они наконец оказались на улице.
— Слава богу, — облегченно перевел дух Калтон, снимая шляпу. — Слава богу, что мы выбрались из этого притона.
— Во всяком случае, время мы потратили не зря, — заметил сыщик, когда они шли уже по улице. — Мы установили, где находился мистер Фицджеральд в ночь убийства, поэтому он будет спасен.
— Это зависит от Сал Роулинс, — серьезно ответил Калтон. — Но давайте выпьем по стаканчику бренди. Знакомство с жизнью низших слоев общества меня порядком утомило.