Тайна гибели адмирала Макарова. Новые страницы русско-японской войны 1904-1905 гг.
Шрифт:
— Благоволите сказать, откуда в Главном морском штабе такие сведения?
Каперанг в душе несказанно удивился. Не первый год работая в разведке, он знал, что агентурные сведения — святая святых, о них даже непосредственному начальнику не обязательно докладывать. Что, главе российской полиции это неведомо? Странно…
— Сообщают наши военно-морские атташе… — каперанг едва не добавил — из Германии, но вовремя удержался.
— Сожалею, но в Департаменте полиции подобных сведений не имеется. Однако прошу вас доложить адмиралу Авелану, что наши агенты в Европе получат срочные задания,
Каперанг поклонился, вышел. Лопухин вызвал дежурного офицера и приказал никого к нему не допускать. Оставшись один, задумался. Слева на столике три телефона — два из них указаны в справочнике «Весь Петербург», третий — совершенно секретный, даже близкие о нем не ведали. Снял трубку именно с него.
— Прошу номер 22–48.
Долго ждал ответа. Наконец с другого конца телефонного провода прозвучало «алло».
— Досточтимый, беспокоит смиренный брат Доминико. Я бы просил свидания в любое избранное вами время… Да, важно… Да, срочно.
Шестого декабря 1899 года вице-адмирал Макаров был назначен главным командиром Кронштадтского порта и военным губернатором этого города-крепости. Новая должность его считалась не только высокой, но и весьма почетной. Он получил особняк, яхту, собственный выезд (то есть лошадей и карету, содержащихся «от казны»). Однако все эти блага, столь желанные для многих, были ему безразличны и уж, во всяком случае, ни в коей мере не могли восполнить ему некоторой оторванности от жизни флота.
Зато хлопот по новой должности у него было более чем достаточно. Кронштадт в ту пору служил главной базой Балтийского флота. Здесь с полной нагрузкой работали большой порт, доки, ремонтные заводы, здесь находились склады и арсеналы, здесь проходили подготовку и обучение большие контингенты моряков. На острове Котлин располагались батареи мощной морской артиллерии и форты, защищавшие подходы к русской столице. Все это требовало каждодневного внимания. К тому же Макарову как военному губернатору Кронштадта приходилось заниматься и чисто гражданскими делами: ведь на маленьком острове проживало несколько десятков тысяч людей. И у каждого свои беды, свои заботы…
Надо признать: в новой должности он был как в клетке. Тем не менее, за три с лишним года его пребывания в Кронштадте он очень много сделал для усовершенствования порта, крепости и самого города. Кроме того, он продолжал полярные плавания, воевал за свой бронебойный снаряд, как всегда, много занимался научной работой, выступал с докладами и даже преподавал в офицерских классах (то есть по нынешнем терминологии — нечто вроде курсов по усовершенствованию). Представить себе его в состоянии праздности прямо-таки невозможно.
…И все же вряд ли Макаров был когда бы то ни было столь мало удовлетворен своей службой, как на этом почетном посту. Да, имеются такие должности: чины, звания, уважение и даже власть, и тем более хорошее жалованье — все это есть, только… Только не возникает серьезных спорных вопросов, нет личного участия в решении крупных, принципиально важных дел и планов. И как следствие — очень малая
Вряд ли нужно говорить, что для Макарова подобное полупенсионное положение было пыткой. Он готов в любой миг, бросив все, отправиться на Северный полюс, на Дальний Восток, на войну, куда угодно. Завтра же. Через полчаса. Сию минуту… А ему приходилось лишь принимать рапорты да участвовать в высочайших смотрах и парадах.
В архивных бумагах сохранился черновик одной его докладной записки. Неизвестно, была ли она представлена «по начальству», скорее всего нет, правда, оттого не меняется печальный смысл означенного документа. Он невелик: всего лишь один густо исписанный листок. Речь там идет о неопределенности служебного положения главного командира Кронштадтского порта, то есть в данном случае о положении самого Макарова (записка датируется 1903 годом).
Оказывается, на сравнительно небольшом острове главному командиру не подчинялись: инженерное училище, сухопутные войска гарнизона, учебные отряды, морское собрание. В то же время (цитируем) «нет боевого снабжения», «нет офицеров», зато есть «чрезмерное число специалистов». Добавим — последнее по счету, но, видимо, первое по важности, — что в непосредственном подчинении Макарова совсем не было боевых кораблей. Он, так сказать, командовал морем и сушей, а не флотом и войсками. Что ж, известный Робинзон Крузо был тоже «губернатором» своего острова, хотя имел в подчинении только Пятницу…
Однако и тут, будучи командиром Кронштадтской крепости, он по-прежнему воевал с косным морским ведомством за необходимые для флота преобразования и нововведения. При этом, повторяем, не следует толковать эту макаровскую борьбу расширительно в смысле социальном. Он, как и многие русские офицеры того времени, полагал, что армия должна находиться вне политики, что дело состоит в защите своего отечества, которое он обязан защищать независимо от характера строя, существующего в стране. Оставался всегда человеком консервативных взглядов и убежденным монархистом.
…2 апреля 1902 года Макаров прибыл в Мариинский дворец, что на Исаакиевской площади, где в три часа дня должно было состояться заседание Кабинета министров. В отсутствие государя, эти заседания проводил по обыкновению Министр внутренних дел. В ту пору им был Дмитрий Сергеевич Сипягин, родовитый московский дворянин и стойкий патриот. Образованный юрист (окончил Петербургский университет), он много занимался законодательными вопросами, в частности по военно-морскому делу. С Макаровым они были знакомы давно, были взаимно расположены.
Макаров подкатил ко дворцу на казенной карете (пригодилась тут, а вообще-то пользовалась ею по большей части Капитолина Николаевна). Прибыл, как обычно, загодя, в начале первого. Сдал шинель, подошел к огромному зеркалу — надо пригладить бороду, растрепалась немного на весеннем ветерке. Обратил внимание на молодого гвардейского офицера, стоящего за его спиной у самого дворцового входа. Как всякий военный, с детства выросший в военной среде, он обращал внимание на все подробности формы, почти машинально. «Странно, — промелькнула мысль, — на гвардейце мундир Преображенского полка, а шашка казачья»…