Тайна Гремящей расщелины(изд.1962)
Шрифт:
Где-то совсем близко треснула ветка и шевельнулись кусты. Дядя Митрофан поднял голову. Рядом стоял Альбин.
— Пойдемте, Кузьмич, — устало проговорил он. — Девушка и лесник свободны. Они в лесу за рекой и пламя освещает им путь. А списков уже нет. Слез и крови будет немножко меньше…
— Жив, — прошептал дядя Митрофан, хватая юношу за руку. — Не ранили?
— Меня никто не видел Они думают, — молния. Пойдемте, иначе будет поздно. Я теперь безоружен и совсем обессилел. Похоже, что заболел… Идем…
К горящему дому уже мчались машины, ярко светя фарами.
В
— Найдут его в погребе, крышка нам всем, старый, — твердила Евдокия Макаровна.
— Не найдут, — не очень уверенно возражал дядя Митрофан.
— А если найдут?
— Ну найдут, так мы с тобой свое пожили…
— Мы-то пожили, — а он? Да и нам обидно до победы не дожить. Может, с отцом Серафимом посоветоваться?
— Дура! Только пикни, я тебе ума добавлю!
— Очумел на старости лет. Отец Серафим, говорят, тоже партизанам помогает.
— Я там не знаю, кому он помогает. Только я попам ни на грош не верю. И точка…
Евдокия Макаровна обидчиво поджала губы и умолкла.
Весь вечер дядя Митрофан был мрачен. На другой день он раздобыл где-то дрянного шнапса [4] , который немцы делали из древесных опилок, и запил.
4
Шнапс — водка (нем.).
Евдокия Макаровна спряталась у соседей; она хорошо знала, чем кончаются такие часы запоя. В горнице царил беспорядок; комья засохшей грязи покрывали пол. В открытую настежь дверь задувал холодный ветер.
Время от времени старик начинал бормотать что-то, угрожающе постукивая кулаком по столу. Подпрыгивала зеленая бутылка, звенел стакан. Потом голова старика опустилась на грудь, он задремал. Разбуженный каким-то движением, потянулся к бутылке и увидел Альбина.
Юноша стоял у стола и смотрел на старика с недоумением и болью.
Их взгляды встретились.
— А ты не гляди на меня, — заплетающимся языком пробормотал дядя Митрофан. — Кто ты такой, чтобы глядеть на меня так? Это я с горя… Ты можешь понять мое горе?.. Мое бессилие?.. Э-э, не можешь ты… потому как ты — неизвестно что. Ну что ты такое, объясни. А может, я тебя выдумал?..
— Зачем вы так, Кузьмич? — тихо спросил Альбин.
— А кто, с тобой не посоветовался? — гаркнул дядя Митрофан; он поднял было кулак, но под взглядом Альбина тихо опустил руку на стол и потянулся к бутылке.
— Нет, — твердо сказал Альбин и отодвинул бутылку.
— Ты у меня смотри! — угрожающе протянул дядя Митрофан и, пошатываясь, поднялся из-за стола.
— Нет, — повторил Альбин и, взяв бутылку, швырнул ее в открытую настежь дверь.
Маленькие глазки дяди Митрофана широко раскрылись. Казалось, он пытался сообразить, что произошло. А когда сообразил, сжал кулаки и шагнул к Альбину.
Юноша
— Успокойтесь, Кузьмич, успокойтесь. Пойдемте со мной… — Взяв под руку притихшего старика, вывел его в темный сад, подвел к бочке с дождевой водой, зачерпнул несколько ковшей холодной воды и вылил ему на голову. Дядя Митрофан не сопротивлялся, только мотал головой и отфыркивался.
— А теперь спать. Кузьмич, — сказал Альбин, отводя старика в комнату. — Спать.
Дядя Митрофан тяжело опустился на свою койку, поднял глаза на Альбина.
— Я тебе… ничего не сделал?
— Нет.
— Ну, спасибо… Спасибо, сынок… Старик откинулся на подушку и вскоре захрапел. Альбин прикрыл дверь, спустился в подвал, сел на кровать и закрыл лицо руками. Так просидел он всю ночь.
Евдокия Макаровна вернулась на рассвете. Обнаружив, что старик спит, она заглянула к Альбину.
— Как мой-то, сильно шумел? — спросила она, увидав, что Альбин не ложился.
— Нет, — ответил юноша, не отнимая рук от лица.
— А ты что так сидишь? — забеспокоилась старуха. — Аль болит что?
— Да, — тихо сказал Альбин, — я заболел… К вечеру ему стало совсем плохо. Он уже не мог подняться. Поход под проливным дождем и столкновение с дядей Митрофаном лишили его последних сил.
Прошло несколько дней. Альбину становилось все хуже. Бледный и исхудавший, он неподвижно лежал на узкой койке в дальнем углу погреба. Вначале дядя Митрофан выносил его по ночам на виноградник, но однажды вечером, спустившись в погреб, обнаружил, что юноша лежит без памяти.
«Неужели помрет, — думал старик, присаживаясь на край кровати. — Докторов знакомых нет, фашисты всех по арестовали. Что делать?»
Альбин тяжело дышал, что-то шептал в забытьи.
— Давит его этот пояс, — решил дядя Митрофан. — Сниму-ка я его да спрячу. И улик меньше, если эсэсовцы нагрянут.
Разыскав пряжки, дядя Митрофан осторожно расстегнул пояс и ремни портупеи, незаметно вытащил их из-под больного.
Альбин пошевелился, открыл глаза. Дядя Митрофан сунул портупею под кучу тряпья, лежащего на полу, и нагнулся к юноше.
— Лоа, прости меня, — тихо шептал Альбин, глядя широко открытыми глазами в темноту, — нас разделяет вечность. Ты родишься через сотни лет, а я умираю в прошлом. Ничто так не разделяет людей, как время. Если бы ты находилась на другом конце Вселенной, ты была бы ближе ко мне, чем теперь… Ты не любила меня. Я понял это в тот страшный день… в старой Москве, когда ты сказала об отъезде. Твоя поездка в далекие миры Космоса означала разлуку на многие годы. Я не мог выдержать, стал преступником. Клянусь, я не хотел твоей гибели. Нет-нет… Хотел лишь задержать отлет: на месяц, на неделю, на день… А ты погибла из-за меня… Мне больше нечего было делать в будущем. Оставалось лишь бегство в прошлое. Теперь моя очередь. Умираю, но все мысли несутся к тебе, сквозь непреодолимое время. Лоа… Ах, это Кузьмич… Вас я также обманул. Я не достоин вашей доброты… Я не тот, за кого вы меня принимали… Не борец за будущее. Я — беглец в прошлое… Мир будущего… как он прекрасен, Кузьмич!.. Если бы вернуться на миг… к работе… друзьям… Лоа, Лоа…