Тайна гремящей расщелины
Шрифт:
— Да, но…
— И я так думаю. Это, конечно, не лава. Это, скорее всего, искусственный материал, сходный с бетоном, но гораздо более прочный. И площадка эта, может быть, служила чем-то вроде… аэродрома. Чем-то вроде… Не будем торопиться с окончательными выводами. Посмотрим, что даст осмотр подземелий…
Исследование подземелья заняло целый день. Батсур, Озеров, Жамбал и Жора медленно пробирались в лабиринте коридоров и залов. Ток свежего воздуха увлекал вперёд пламя самодельного факела. Шли по направлению движения воздуха.
— Странное сооружение, — говорил Батсур. — Какими инструментами высечен этот лабиринт? Пожалуй, это не монгольская и даже не китайская работа…
— Конечно, это гораздо более древнее сооружение, — согласился Озеров. — Вероятно, оно создавалось одновременно с площадкой, которую Жора назвал аэродромом. А монгольские монахи значительно позже превратили его в подземный храм.
— Кто же построил все это? — удивлялся Жора
— Не торопись, богатырь. Все узнаем! Когда три охотника едины в своих усилиях, они свяжут самого сильного льва.
— Разве в Монголии есть львы, Батсур?
— Сейчас нет, но в минувшие геологические эпохи были. Я имел в виду…
Батсур не кончил. Впереди послышался какой-то шум.
— Ветер? — предположил Озеров.
— Пожалуй, нет… Может, вода? Мы спустились довольно глубоко.
Они осторожно двинулись вперёд. Шум становился все более явственным. Ток воздуха стал настолько сильным, что почти задувал факел. И вдруг впереди забрезжил слабый свет. Коридор кончился. Они очутились в огромном круглом зале. Свет проникал откуда-то сверху и падал на каменное лицо огромного изваяния, высеченного в стене зала.
— Вот она — статуя Великого Ламы, — тихо сказал Батсур. — Какой колосс!..
Статуя имела в высоту более тридцати метров. Лама был изображён сидящим, глаза его были закрыты, огромные руки с толстыми пальцами лежали на коленях. У ног статуи из трещины в стене зала бил источник. Сильная струя воды обрывалась водопадом и исчезала в глубоком тоннеле.
Жора поспешил попробовать воду на вкус.
— Роскошная вода, — объявил он. — С самого отъезда из Алма-Аты не пил такой.
— Наверно, священный вода, — предположил Жамбал. — Возьмём с собой побольше. Чай будет ай-ай какой…
Озеров и Батсур поднялись на огромный постамент статуи и, включив электрические фонари, осматривали ворох разноцветного хлама, некогда оставленного паломниками.
— Историкам здесь найдётся работа, — заметил Батсур. — Это, вероятно, один из старейших храмов Монголии и, вдобавок, заброшенный очень давно. Едва ли кто помнит о нем… Судя по этому тряпью, последние паломники были здесь лет сто назад.
— Все правильно, — прервал вдруг Озеров. — Вот кусок священной плиты громовых духов, о которой говорил умирающий сторож.
В руке Аркадия заискрился большой осколок блестящего кристалла.
— Так я и думал, — продолжал Озеров. — Это то же вещество, которое
— Но ведь это не минерал… — вскричал молодой монгол, рассматривая переданный ему Аркадием осколок, — это…
— Конечно, это обломок какого-то прибора… Вот тебе и конденсация солнечной энергии черным базальтовым плато.
— Здесь высечена надпись, — сказал Батсур, указывая на постамент статуи.
Аркадий осветил причудливые письмена лучом электрического фонаря.
— Надо обязательно прочитать её, Батсур. Здесь лежал осколок этого удивительного вещества. Надпись, вероятно, относится к нему.
— Это по-китайски, — пробормотал Батсур, водя пальцем по иероглифам. — Почти ничего не понимаю… Что-то о тайне Гремящей расщелины, о громовых духах Адж-Богдо. Придётся перерисовать и сфотографировать. Потом переведём.
Пока Батсур копировал надпись, Озеров и Жора, помогая друг другу, взобрались на плечо Великого Ламы.
— Наверху в стене зала такие же “бойницы”, как и в подземелье монастыря, где жил старик-монгол! — крикнул сверху Аркадий. — Вероятно, все эти подземелья некогда служили для одной цели. И, судя по ориентировке, “бойницы” направлены… в сторону базальтового плато. Неужели и отсюда можно было наблюдать пляску громовых духов над Адж-Богдо?
— Знаешь, Аркадий, — сказал Батсур, когда Озеров спустился к подножию статуи, — по-моему, спящий Лама высечен на месте какого-то более древнего сооружения. Статуя обработана гораздо грубее, чем стены подземных тоннелей и залов, а вот кое-где на постаменте и на ногах статуи сохранились участки с более совершенной обработкой камня.
— Без сомнения, — согласился Озеров, — этот Лама сравнительно молодой, а подземелью много тысяч лет. Много тысяч, Батсур.
— Куда пойдём теперь? — спросил Жора.
Озеров и Батсур переглянулись.
— Теперь остаётся самое главное, — торжественно объявил Озеров. — Все исходные данные в наших руках. Старик-сторож оказался прав… Надпись Батсур расшифрует по дороге. Теперь остаётся возвратиться к базальтовому плато, хоть по воздуху добраться до его центрального вулкана и спуститься в жерло Гремящей расщелины. Если, конечно, туда ещё можно спуститься. Мы слишком много времени потеряли на Атас-Ула. Теперь дорога каждая минута.
Через два дня зелёный вездеход подъехал к месту старого лагеря у обрывов базальтового плато. Здесь запаслись свежей водой. Жора хотел искупаться, но Озеров не разрешил.
— На обратном пути, а сейчас некогда. Если опоздаем, “злые духи” не пустят нас в Гремящую расщелину.
Жора мрачно полез в кузов вездехода. Последние дни он перестал понимать, когда Аркадий Михайлович и Батсур говорили серьёзно, а когда подтрунивали над ним. Собственно, все началось в котловине возле Атас-Ула, когда Жора ляпнул об аэродроме и о лаве… Теперь Батсур называл “аэродромом” каждый встречный такыр, а Аркадий Михайлович, говоря о подземельях Атас-Ула, именовал их не иначе, как “Подземный лабиринт у аэродрома”.