Тайна Карлоса Кастанеды. Анализ магического знания дона Хуана: теория и практика
Шрифт:
"… Но реальность-то продолжает существовать, и если мы этого не узнаем, она скажет о себе ударом по нашему темечку."
Прежде чем, завершая тему, сосредоточить свое внимание на этом вечно ускользающем предмете, прежде чем соотнести с ним наше скудное воображение и кое-как оформить приблизительную ситуацию, в которой воплощена цель дон-хуановского мага и смысл его хитроумнейшей дисциплины, давайте еще раз поговорим о честности ученого и честности духовного искателя.
Философ и естествоиспытатель, оккультист и религиозный деятель — все они, оставаясь людьми, каким-то образом выражают свое отношение к эсхатологии. Мы носители ограниченной формы и представители ограниченного сознания, а потому помыслы наши (даже когда они надежно заперты
Впрочем, это самый грубый способ самообмана. Поговорим о достижениях философской и религиозной мысли, не страдающей примитивным редукционизмом подобного рода. Если оставить в стороне агностиков, предпочитающих хранить ступорозное молчание, и солипсистов, с восхитительной прямотой отрицающих всякий мир вне себя, то остается три версии посмертного развития событий для индивидуального сознания. Первая из них вселяет в своих адептов довольно своеобразный оптимизм. Ее можно назвать версией "океанического сознания". То есть, берется нечто, бесконечно большее, чем человек, и наделяется сознательной жизнью — такая жизнь, конечно же, непостижима для нашего маленького эго, но зато исключительно прекрасна и вечна. Расставаясь с грубой и тщедушной оболочкой, сознающая капля, обогащенная опытом личностных страданий и стремлений, сливается с абсолютным и всемогущим Субъектом в несказанном экстазе. Так, в частности, мыслит объективный идеализм (будь то европейский или индийский), так мыслят пантеисты и христианствующие философы — каждый на свой лад. Они предполагают в этой трансформации некую «высшую» жизнь и, судя по всему, очень к ней стремятся. Вторая версия является зеркальным отражением первой. Здесь космический Объект играет в кармический хоровод, постоянно отторгая от себя энергетические структуры, которые по заносчивости своей культивируют самостоятельное, изолированное сознание. Судьба такого сознания безнадежна и полна страданий. Единственный выход — вернуться в безличный Объект и там насладиться покоем небытия. Думаю, вы легко узнали описание буддистской Нирваны.
Что же касается третьей версии, то она целиком "высосана из пальца" и в гораздо большей степени относится к мифологии и религии, чем к философии. Здесь речь идет о самостоятельном существовании психики в специально отведенном пространстве. Искусственность такой идеи выражается уже хотя бы в том, что навеки "спасенное сознание" не имеет никакого смысла в движении и развитии. Эта концепция свойственна христианскому космосу. Атеисты и по сей день любят подшучивать на тему "ужасной скуки", царящей в раю, где праведники знают только одно развлечение — вечно воспевать Славу Господню.
В первых двух случаях мы имеем дело с полным растворением центра восприятия. В конце концов, нам все равно — заменить личное осознание на Абсолютный Космический Разум или на Пустоту буддистов. Жизнь сознания, которая всегда есть поле взаимодействия между субъектом и объектом, автоматически прекращается в случае устранения хотя бы одного элемента пары. И даже в третьем случае, когда индивидуальность сохранена, ее жизнь больше напоминает условность. Индивидуальное сознание может считаться таковым, если оно сохраняет способность и возможность постигать, двигаться и развиваться. Законсервированная в астральных небесах монада со стабильным и монотонным переживанием одного и того же опыта отрицает своим существованием все основные атрибуты жизни, а, стало быть, возможна лишь в качестве абстракции — в головах богословов и религиозных философов.
Итак, честность вынуждает нас признать, что все три версии окончательной судьбы человека в равной мере неудовлетворительны — неудовлетворительны потому, что вместо грядущего развития подсовывают нам тот или иной способ небытия: в космическом Субъекте, в космическом Объекте или в космической банке с формалином. В каждом случае мыслитель находит повод для восторга. Даже материалисты на свой лад утешаются круговоротом веществ: мол, из могилки вырастут цветочки, в них будут жить всякие козявки — и тому подобная сентиментальная чепуха. Идеалисты, в свою очередь, воспевают неистощимые сокровища вселенского Духа (Идеи,
Традиция дона Хуана провозглашает своей целью достижение совершенно особого состояния. Оно принципиально отличается от йогического самадхи, от буддистской нирваны и не имеет ничего общего с потусторонней неподвижностью. Скорее, это новый уровень функционирования существа, не утратившего ничего из своей целостности, кроме искусственных ограничений тоналя и малоподвижности восприятия. Речь ни в коем случае не идет о слиянии субъекта с над-субъектной Реальностью. Центр восприятия сохраняет собственную автономность и сообщается с внешним всеми возможными в мире способами. Такой уровень деятельности сознания дон-хуановские маги называют третьим вниманием. Сам выбор слова здесь очень важен, ибо демонстрирует наличие воспринимающего, а значит, и внешнего по отношению к нему поля опыта. Утверждение жизни как направленности вовне лишний раз доказывает исключительную реалистичность дон-хуановского знания, его естественное недоверие к «идеальностям» любого рода, его отказ разрывать опыт и мир на области «тонкие» и «грубые», «посюсторонние» и «потусторонние». Для дона Хуана жизнь вне отношений, вне реакций и постижений — ничто, пустой звук, философский обман.
И действительно: третье внимание как непостижимая грань полноценного взаимопроникновения субъекта и Реальности целиком воплощает самотрансценденцию человека. "Быть человеком — значит быть направленным не на себя, а на что-то иное." Можно согласиться, что такая трансценденция объявляет здесь свою полную манифестацию, ибо субъект касается Объекта — Реальности, помимо которой ничто не существует — всею своей природой, ставшей совершенно сознательной. И это единственный способ жить в Реальности. В. Франкл справедливо отмечает: "Авторы, которые делают вид, что преодолели дихотомию объекта и субъекта, не сознают, что подлинный феноменологический анализ обнаружит, что нет такой вещи, как познание вне поля напряжения, возникающего между объектом и субъектом. Эти авторы привыкли говорить о «бытии-в-мире». Но чтобы правильно понять эту фразу, нужно признать, что быть человеком в глубоком смысле — значит быть вовлеченным, втянутым в ситуацию, быть противопоставленным миру, объективность и реальность которого нисколько не умаляется субъективностью того «бытия», которое находится в «мире». (В. Франкл. Что такое смысл.)
Тем не менее, мистическое чувство не желает мириться с подобным положением дел. Все оккультисты трепетно ожидают невыразимого unio mystica, воспевают торжество безличного переживания, которое бытийствует в себе и не обращается более к индивидуальному сознанию — и тем не менее, трансформированная личность (уже не личность, а обнаженная пустота, утратившая даже собственный центр восприятия) как-то соучаствует в игре безразличных энергий. Меррел-Вольф в своей книге прямо заявляет: «субъектно-объектное» сознание прекращается после Освобождения, ибо в Трансцендентном нет объекта (!). Таким образом, идеалом становится сознание без объекта (!). Дон Хуан был бы вправе воскликнуть: кому нужны подобные умствования? Только неистребимое желание человека обрести убежище, скрыться от страхи смерти, заставляет его так изощренно играть словами, что смерть оказывается жизнью, а бесчувственность атома в океане материи — пределом духовной гармонии и совершенства.
Да, дон-хуановские воины не боятся смерти, но считают верхом человеческой глупости стремиться к ней как к особенной благодати. Воины ищут новую форму жизни, и они открыли ее реальность и достижимость. Можно сказать, что третье внимание — это истинно свободное осознание, т. е. такое осознание, что способно «резонировать» со всеми энергопотоками, окружающими форму существа.
"Итак, в соответствии с природой вещей, большие эманации фиксируют эманации внутри кокона. И фокус истинного осознания состоит в том, чтобы позволить фиксирующим эманациям слиться с теми, которые находятся внутри нас. И если нам удастся сделать так, чтобы это произошло, мы становимся такими, каковы мы в действительности — текучими, движущимися, вечными." (VII, 312)