Тайна ключа из слоновой кости
Шрифт:
– Да. Нет! – Хоуп снова взмахнула рукой. – Я хочу сказать, это новая поза.
– Ну, тогда понятно. – Мистер Шот отвернулся, заводя мотор. – Если вам потребуется помощь, позовите меня! – крикнул он через плечо в полной уверенности, что его соседка маленько тронулась умом.
Хоуп наблюдала, как он, аккуратно развернув лодку, направился к своей бухточке. Она подумала, что, вероятно, только что выставила себя полной дурочкой. Но почему «вероятно»? Она на самом деле вела себя будто идиотка.
– Как ты думаешь, знает он что-нибудь об этих йогах? – тихо спросил Арман;
– Надеюсь, ничего, – ответила она, готовая побранить его за глупую роль в фарсе, который они только что были вынуждены исполнить.
Арман вопросительно поднял брови.
– Но он же предложил помочь тебе с этими йогами.
В ответ Хоуп расхохоталась. Она смеялась так, что упала к нему на руки и у нее на глазах выступили слезы. Вдвоем они медленно опустились на землю, обняв друг друга и чувствуя, как напряжение последней недели покидает их и сменяется невиданным наслаждением…
Наконец они поднялись и зашагали вверх по тропинке. Когда они достигли вершины холма, солнце уже стало окрашивать небо в пастельные тона. Арман крепко обнял Хоуп, а она прислонила голову к его сильной груди.
– Тебе пора идти домой, – нежно сказал он, целуя ее макушку, – принять горячую ванну, лечь в постель и хорошенько отдохнуть после всех твоих трудов. Мы поговорим утром, моя Надежда.
– Угу, – пробормотала она, слишком устав, чтобы произносить какие-то слова.
– Итак, иди, – приказал он, взял ее за плечи и развернул в сторону дома. – Я пройду с тобой, полпути.
– Только полпути? – поддразнила она его.
– Дальше я идти не могу, – мягко напомнил он ей, и ее улыбка исчезла.
Когда они дошли до невысокой сосенки, Арман остановился.
– Доброй ночи, любовь моя. – Он легонько коснулся ее губ в поцелуе.
– Спокойной ночи, – тихо ответила она, желая больше всего на свете остаться в его объятиях на всю ночь, но одновременно зная, что ей надо выспаться и принять ванну.
Хоуп медленно направилась к дому. Через несколько минут она разделась, искупалась и легла в кровать. Но глаза ее то и дело открывались, спать она не могла. Медленно наступало утро.
Натянув на себя старенькие джинсы и крупной вязки свитер, Хоуп почистила зубы и умылась, даже не посмотревшись в зеркало. Зачесав назад длинные волосы, она скрепила их заколкой, ноги сунула в темно-коричневые шлепанцы.
Достав из холодильника две порции замороженного завтрака, она подогрела их и осторожно понесла на холм вместе со вчерашними записями. Дойдя до палатки, опустила свою ношу на траву.
– Проснись, соня. Солнце уже давно взошло! Кроме того, тебе надо поесть, а затем мы должны поговорить. – Она откинула клапан палатки и потянулась через сундучок, чтобы схватить спальник за угол и потрясти, но внутри никого не было.
Рука ее повисла в воздухе, сердце тяжело стучало. Арман исчез… Значит, ночью он растаял и почему-то больше не вернулся.
Хоуп осела на землю, все еще сжимая краешек спальника в своей руке. Закрыв глаза, она попыталась справиться с болью, нахлынувшей на нее.
На деревьях весело щебетали птицы. Рыба или две плеснули в озере. Старинный французский
Хоуп напрягла слух. Пение приближалось. Она встала и застыла неподвижно, пытаясь определить, откуда исходит звук. Сердце ее бешено забилось в груди. Никто на свете не знал эту песенку. Даже Фейт. Так ей сказал Арман.
Хоуп медленно повернулась. Пальцы ее руки непроизвольно вцепились в грубую ткань джинсов. Когда наконец голова Армана показалась над склоном холма, ее охватила неистовая радость, и она бросилась к нему навстречу по тропинке.
– Ты здесь! – воскликнула Хоуп, когда он застыл перед ней, держа в руке импровизированную удочку.
– А где же еще мне быть, а? – снисходительно поинтересовался Арман, выгнув одну бровь.
– Я думала, ты исчез.
Его улыбка угасла. Он прислонил свою удочку к стволу дерева и протянул руки к Хоуп, нежно заключая ее в свои объятия. Губы его дразнили ее шею, он вдыхал ее аромат и удовлетворенно причмокивал. Его руки сильнее обвились вокруг нее.
– Нет, я не исчез, – хрипловато ответил он, слегка отстраняясь, чтобы заглянуть ей в глаза. – Утром я очень силен, любовь моя.
Она улыбнулась дрожащими губами.
– Все так говорят. – Не в состоянии удержать свою руку, она погладила его скулу, провела по крепкой шее, очерчивая напряженные мускулы, затем положила ее на широкое плечо Армана, задержавшись подушечками пальцев у самого горла, где бился пульс.
Глаза его мерцали как угли. Он снова привлек ее к себе и, крепко прижимая к своему телу, поглаживал руками плавный изгиб ее талии и бедер, задерживаясь, только когда рука его прикасалась к дерзко напрягшейся груди, не обремененной бюстгальтером.
– Я все еще потрясен, что дамам позволительно носить так мало одежды. Доволен… но потрясен.
– Но на тебе ведь тоже только рубашка и панталоны. Даже белья нет. – Ее веселые глаза сообщили ему, как понравилось ей ее открытие, и он алчно, по-волчьи усмехнулся.
– Некоторым мужчинам приходится искать по всему свету, чтобы найти женщину, подобную тебе, моя Хоуп. Женщину, которая хорошо знает свое тело и наслаждается тем счастьем, которое оно приносит и ей, и ее возлюбленному.
– Большинство этих мужчин, о которых ты говоришь, наверное, обгоняли свое время. Женщинам всегда нравилось все, что делают мужчины, но им твердили, что они никому не должны об этом говорить, чтобы их не нарекли нахальными потаскушками и не заклеймили позором, – объяснила она, покачиваясь и нежно касаясь его бедер.
– Моей матери это никогда не доставляло наслаждения, – высокомерно сказал он.
– Бедная твоя мама, – прошептала она, целуя его шею и чувствуя солоноватый привкус его кожи.
– Она была настоящей леди до мозга костей.
Герцогиней, которая знала, что все на свете должно быть так, как оно есть. И она гордилась этим.
– Ты хочешь сказать, что дни ее были наполнены заботами, а ночи лишены наслаждения. Как это печально. – Руки Хоуп гладили плечи Армана.
Постепенно в нем зрело желание.