Тайна крови
Шрифт:
Я усмехнулась. Особенно выражению лица. Смотрел и говорил так отстраненно, словно на работу устраивался, которая ему без надобности.
— Я сказал что-то смешное?
— Холост? — изогнула бровь. — Это с каких пор пять блондинок в закрытой кабинке говорят о холостяцкой жизни? Будем откровенны, ты не холост, ты бабник.
— Это естественная потребность, Флер, — он подкрался ближе и, коснувшись моего лица влажными волосами, медленно поцеловал в шею. Я позволила сладкой волне расползтись по телу и расцвести внизу живота цветочком желания. Томительного, настойчивого. Нет. Все же здравый смысл должен
Первая пуговичка расстегнулась и это привело меня в чувство:
— Теперь это моя любимая рубашка, — промурлыкало высокородие.
— Хартман, держи свои потребности при себе.
— Я хочу держать их при тебе.
Одним рывком откинул с меня одеяло и медленно обвел изгибы моего тела обжигающим взглядом. Подол рубашки взобрался слишком высоко. Я попыталась его одернуть, но мою руку перехватили, медленно поцеловали и убрали в сторону.
— Самая любимая… рубашка.
Оттолкнуть. Нужно его оттолкнуть. Сейчас самый момент! Ландрин, мозг находится наверху! Там, где голова!
Пока тело и разум вели переговоры, упустила момент и все восемьдесят пять или сколько там он говорил килограммов мышц навалились на меня сверху, мягко вдавив в матрас и демонстрируя всю силу желания своего владельца. Желание, к слову, многозначительно упиралось мне в бедро. Отелепатеть! У него там что, дубинка что ли?
Харви замер и рассмеялся.
Что б тебя, Ланни! Кажется, последний вопрос я задала вслух.
13
— Буду считать это комплиментом, — коснувшись губами кончика моего носа, ответил он, медленно исследуя ладонями мое тело и подбираясь к ягодицам. Ноги помимо воли согнулись в коленях, огибая мощное тело моего истязателя, возлежащее на мне неподъемным грузом. Теперь при всем желании не скинуть…
«Ну-ну, ищи оправдания», — подсознание ехидно хихикало.
— Харви, остановись. Я уже говорила, я не твоя женщина и спать с тобой не стану.
— Говорила, — он медленно скользнул телом по моему телу и с силой сжал мои ягодицы, выбивая из груди то ли стон, то ли рык. — Но уже спала. Всю ночь напролет, — нахально улыбнулся, упиваясь своей властью надо мной. Пожалуй, это и отрезвило.
— Перестань, я серьезно!
— Ему ты тоже отказывала? — неожиданно серьезно спросил Великогад.
— Он разрешения не спрашивал, делал, что нужно, пока я спала, — выпалила неосознанно и прикусила язык. Пепельно-сизый взгляд наливался холодным оловом. — Это неважно. Это моя личная жизнь и мои отношения с Таххиром тебя не каса-а… — вместо последнего слова из груди вырвался предательский стон, поскольку Харви продолжил меня истязать, то вдавливая в матрас и обжигая шею поцелуями, то отступая, чтобы я могла глотнуть воздуха и вернуться в реальность.
— Как же он справлялся с желанием обладать тобой? — едва слышно прошептал фетрой, медленно скользнув ладошкой к моей груди и нащупав возбужденную вершинку. Сжал ее двумя пальцами, от чего я против воли подалась вперед и закусила губу. Острое возбуждение разлилось отравляющим ядом, отключающим мозг, что еще кричал о необходимости все это прекратить.
—
— Вы… вчетвером? — он даже остановился и уставился на меня с удивлением.
— Правая и левая рука.
Хартман пару раз моргнул, видимо, не веря, что я серьезно. А ведь я на самом деле серьезно. Когда мне хотелось большего, чем утренние повозюшки, Таххиру было некогда. Когда у него просыпалось желание, а я спала, он помогал себе сам. Впрочем, он не гнушался помогать себе и в моем присутствии. Должно быть, с собой ему было лучше, чем со мной… Сейчас это даже вспоминать, если честно, как-то странно. Тем более было странно увидеть Таххира в столь любопытной позе с той блондинкой. Даже интересно, а как это, когда сзади? Не в смысле, в аркховы пещеры, а просто, сзади…
— Не удивительно, что он от тебя ушел.
Ехидное замечание словно ледяной воды на меня плеснуло:
— Это не он ушел, я сама ушла.
— Верно. А могла присоединиться. Здорово бы провели время.
Все. Спасибо, Ползучее Великородие, что окончательно включили мой мозг! Сейчас я полностью протрезвела и скинула с себя хмельной туман возбуждения. Хартман — игрок, охотник, любитель юбок, бабник. Это известно всем. Он сделает и скажет все, чтобы я раздвинула перед ним ноги, а после использует и выкинет, словно заваренный пакетик с чайным ароматизатором. Его, конечно, можно использовать повторно, но вряд ли захочется, да и не удовольствие это будет, а мерзость. Нет. Я не пополню список его триумфальных побед. Уверена, если поддамся искушению, мне даже понравится. Но дело не в гордости, а в сердце. Я никогда не занималась сексом ради секса. Для меня это всегда личное. И даже Таххиру я не сразу открылась. Он был моим первым и единственным мужчиной. С девственностью моей не возился и считал ее помехой, а не достоинством. Потом и вовсе наша сексуальная жизнь переросла в ничего не значащую рутину. Это кошмар… Но факт остается фактом — на других я не разменивалась.
Сейчас я не готова к изменениям и экспериментам, потому что знаю — мне это доставит удовольствие. И захочется повторения. Я привяжусь к Хартману, стану зависимой, пополню ряды сумасшедших, которые каждое появление Харви на публике встречают с плакатами, истериками и даже падением в обмороки. Однажды, одна из девушек публично перерезала себе вены, желая добиться внимания Харви. Венероликий обладает совершенно бешеной сексуальностью, которая передается даже с панелей телепатовизоров. Что уж говорить о том, когда он лежит так близко, когда его губы обжигают кожу, а чувственные прикосновения кажутся благословением. И сейчас он отпускает циничные шуточки по поводу кровоточащей в душе мозоли.
— Тебе кто-нибудь говорил, какой ты козел? — процедила сквозь зубы, отталкивая его от себя. Ну, как отталкивая, упираясь ладошками в его грудь.
— Думаешь, много людей отважится сказать мне это в лицо? — он изменился, явил мне фетроя Харви Хартмана, с непробиваемым ледяным выражением и жидким оловом во взгляде.
— Зато не представляешь, сколько людей говорят это за твоей спиной!
Он стиснул зубы, а я так кстати вспомнила слова Оуэна Голда о том, что я под защитой рода Сайонелл. Знаю, великородные подобными фразами не разбрасываются, а Оуэн очень великородный!