Тайна Кутузовского проспекта. Межконтинентальный узел
Шрифт:
Стоп, остановил себя Костенко, а ведь группу по Федоровой окончательно раскассировали недели через две после того, как умер Андропов, а Черненко стал Генеральным… Точно! Вон оно куда тянет, а мы, дурни, дальше собственного носа ничего не видели… Вот уж воистину, лучше свобода – с карточками на сахар, чем коррумпированная тирания, смысл которой – оболванить народ, лишить его права на мысль, слово, несогласие, альтернативу… Неблагодарные мы люди… Черт, но кто ж из наших говорил мне тогда, когда я особенно активничал: «Голову сломишь, Славик, не высовывайся, все сложнее, чем тебе кажется…»
И Костенко вспомнил этого человека –
– Я чай завариваю особый, мил-душа, – продолжал между тем Иван Иванович. – Зверобой, брусничный лист, шиповник…
– …валерьяновка, пустырник, – добавил Костенко, – и почечный брикет…
– Слежку за мной поставили? – усмехнулся генерал.
– Я отставник, не в моей власти, просто одним недугом маемся, – ответил Костенко. – Я этим чаем держусь последние семь лет…
– Вы что-то очень важное вспоминали, мил-душа?
– Точно. Плохой я сыщик, если вы смогли прочесть это на моем лице…
– Какой вы сыщик – не знаю, а вот я прокурор – отменный, честно признаюсь… Я ведь до этого в ЦК работал, у Кузнецова, убиенного Сталиным, Маленковым и Берией…
– Вас чаша миновала?
– Представьте – да. Но я всегда старался как можно меньше попадаться на глаза начальству. Тихо делал свое дело – и точка… Потом я не курировал органы, а только готовил проекты речей, следил, сколько раз упомянуто имя Сталина, какие оценки даются его теоретическим работам и практической деятельности… После ареста Кузнецова пару раз со мной провели беседу, вызвал Георгий Максимилианович, передвинули в ВЦСПС, на этом все кончилось… Кстати, о Федоровой… Вы не поднимали дела, кто ей дал квартиру на Кутузовском проспекте? Это – симптоматично, там чаще жили те люди, к которым был интерес у первых лиц, режимный проспект, режимные дома…
– Спасибо, Иван Иванович… Это – интересное направление поиска… Сколько я помню, такого рода версию мы не отрабатывали…
– Поглядите, кто ордер выписывал, встретьтесь, коли жив человек, большое обычно начинается с малого… Когда я выбивал комнату дочери Рыкова, потом Крестинской, Серебряковой, всюду стоял и номер решения той инстанции, которая выделяла жилплощадь… Что-то меня крепко зацепил Кутузовский проспект, мил-душа, – задумчиво повторил генерал. – У вас никаких намеков на ее связь с первыми лицами, членами их семей не проскакивало в деле?
– Так круто мы не смотрели, Иван Иванович… Но ее вроде бы посещали люди, связанные с семьей Леонида Ильича…
– Кто именно?
– Певцы, актеры… Галина Леонидовна – человек общительный и, в общем-то, демократичный… Она не чуралась людей и была совершенно независима в знакомствах и встречах…
Генерал усмехнулся:
– А бедные дети сталинского Политбюро представляли родителям список школьных друзей, которых намеревались пригласить на день рождения… Из двадцати фамилий вычеркивали пять-шесть кандидатур – как минимум…
– Охрана?
– Нет, отцы. Охрана только подбирала справки, вычеркивали отцы. – Генерал снова усмехнулся. – Недавно я подивился краткости нашей памяти: читал воспоминания Никиты Сергеевича в «Огоньке», там фотография дана: впереди высокий, широкоплечий Сталин, а чуть позади маленькие Микоян, Хрущев и Маленков… Но ведь это слепленное фото, монтаж… Сталин был коротышка… А тут – чуть не на голову выше соратников… Сноску б дали, что ли… ЧК помогала вам в расследовании?
– Поначалу – да. А потом
– Щелоков бы стал либо зампредом Совмина, либо секретарем ЦК, партитура была заранее расписана… Меня только до сих пор ставит в тупик то, что сердце Брежнева само «остановилось»… Он же на американском стимуляторе жил… И умер за два дня перед пленумом, когда, говорят, новый председатель КГБ Федорчук, не являясь членом ЦК, должен был войти в Политбюро, – невероятная кооптация… Федорову, кстати, убили из пистолета иностранной марки?
– Да. Вы слыхали об этом?
– Нет. Просто подумал, что убийца – если это было заказным убийством – ни в коем случае не использовал бы советское оружие…
«Заказное убийство?» – Костенко полез за сигаретами, но, вовремя спохватившись, сунул пачку в карман.
– Да вы курите, курите, – сказал генерал. – Когда Леониду Ильичу врачи запретили курить, он просил помощников себя не ломать: «Хоть любимым запахом потешусь…» Кстати, – генерал поднялся, – один из следователей Зои Федоровой по профессии был инженером, специалистом по радио… Да, сдается, что так, мил-душа… Они ж все начинали плакать, когда я выкладывал на стол папки с их «делами»… А тот держался крепко, достойно, сказал бы я, держался… Когда я взял с него подписку о невыезде – ясно было, что сажать надо, сажать и судить: гнал в каземат заведомо честных людей, – он тогда рассмеялся, глядя мне в глаза: «А с ЦК подписку о невыезде не хотите взять? Меня ЦК мобилизовал в органы, был бы радиоинженером, горя б не знал, а меня с любимого дела сорвали, сказали, что партии угодна борьба с врагами, а каждый, кто попал на Лубянку, – враг, невиновных советская власть не карает… Как бы вы на моем месте поступили?» И я был обязан ему ответить: «Не знаю…» Я и до сих пор не знаю, как бы повел себя, окажись в его положении…
– Но ведь вы ничего не показали на секретаря ЦК Кузнецова, Иван Иванович? А покажи вы на него – большую б карьеру сделали…
– То был не допрос, мил-душа, то было собеседование, а это, как Бабель говорил, две ба-альшие разницы… Мы, мил-душа, все грешны… Если не делом, так помыслом, не помыслом, так незнанием того, как бы повели себя, усевшись на табурет, что ввинчен в пол напротив следовательского стола… Вы мне оставьте фотографию этого господинчика… Копия есть? Или единственный экземпляр?
– Есть еще. Но учтите – это робот, правда, прекрасно выполненный.
– А может, останетесь у меня постоем? Я вам кое-что расскажу из прошедших эпох – может пригодиться: в частности, о том, что мне рассказала Федорова, когда я вручил ей документ о реабилитации…
Встретив Костенко (на кухне пахло картошкой с луком), Маняша ахнула:
– Миленький, миленький, что с тобой?
– Ничего…
– У тебя глаза больные! Совершенно больные глаза… Ну-ка, давай мерять температуру…
Он погладил ее по щеке (Господи, когда ж я в последний раз называл ее «персиком»? Как же быстро мы отвыкаем от ласковой поры влюбленности. Неблагодарность человеческой натуры? Моральная расхлябанность? Ритм нынешней жизни?), покачал головой: