Тайна квартала Анфан-Руж
Шрифт:
Жозеф, насвистывая, пересек рынок Анфан-Руж. Мимо лотков сновали хозяйки с корзинами, явившиеся с утра пораньше закупить продукты. Мрачного вида торговец предлагал прохожим приобрести мазь от укусов клопов. Тучи на небе разошлись, и на сердце у Жозефа тоже посветлело: Айрис сказала, что любит его! Не удержавшись, он купил у толстой торговки две колбаски, а вот от абсента отказался, несмотря на настойчивые уговоры. Подкрепившись, он вытащил из кармана большой конверт, который Виктор велел передать Фортунату де
«Открой», — шепнул Жозефу внутренний голос. И он не стал противиться искушению. В конверте оказался набор открыток с изображениями обнаженных женщин — в анфас, со спины, в профиль, стоя и лежа.
«Да уж, за такие картинки он мне все выложит», — сказал себе Жозеф и решил, что поступит по-умному: один ответ — одна картинка. Это будет честный обмен. Он аккуратно сложил открытки обратно в конверт и отправился дальше.
— Эй вы, господин в шляпе! — Жозеф остановился и послал свою самую ослепительную улыбку злюке-консьержу, стоявшему на страже у ворот частного дома. — Меня матушка к вам отправила. Велела передать мадам Бертиль, что топинамбур принесут вечером.
Его уловка сработала, Мишель Креву пропустив его в дом.
«Черт возьми, — выругался Жозеф, оказавшись внутри, — как мне потом найти дорогу обратно? Это не коридоры, а настоящий лабиринт».
Он поднялся по лестнице, тут же заблудился, толкнул первую попавшуюся дверь и оказался в комнате, стены которой были сплошь увешаны гримасничающими масками.
Жозеф услышал голоса, доносящиеся из холла, принялся искать выход и наткнулся на дверь, скрытую гардиной. Он осторожно приоткрыл ее: посреди салона стояли двое.
— Дорогая Габи, — устало произнес высокий мужчина, — согласитесь, это просто смешно.
— Что именно? — спросила дама, усаживаясь за пианино.
— Да то, что вы изображаете перед всеми домочадцами скорбь… О нет, умоляю, только не «Похоронный марш», ненавижу Шопена!
Дама опустила крышку и повернулась к мужчине. Она улыбалась. Происходящее явно ее забавляло.
— Да что случилось с вашим чувством юмора, Алексис? Вы такой угрюмый!
— Не буду отрицать. Вы, похоже, получаете удовольствие, обрекая меня на воздержание. А я…
— Мой бедный друг, вам незнакомо чувство меры… Антуана только что похоронили, а вы думаете лишь о…
— Именно об этом, моя прелестная фарисейка! Почему бы в один прекрасный день не совершить то, в чем нас давно подозревают все и каждый?
— Я… — Женщина, не договорив, повернулась к кому-то, вошедшему в комнату, его лица Жозеф не видел — только спину. — Что вам угодно, мой милый Дорсель?
— Сегодня во второй половине дня меня не будет…
Вдруг Жозеф услышал приближающиеся шаги.
Они становились все отчетливее, а потом прошли мимо. Жозеф выглянул в коридор — пусто. Зато в отдалении слышались голоса, явно указывающие на то, что
— Месье Фортунат, ваша дочь дала мне четкие указания: вам запрещается нюхать табак, а также курить, иначе вас оштрафуют.
— Молчи, потаскуха! Я скорее сдохну от голода, чем дам ей хоть один су!
— Мне-то что, — обиженно бросила Бертиль Пио. — Но вот когда вы спалите весь дом…
Жозеф выждал пару минут, пока она уйдет, нашел нужную дверь и постучал.
— Чертово отродье! Изыди, неряха! Иди, начищай свои котелки! Назвать меня поджигателем…
— Месье де Виньоль, это я, помощник фотографа. Принес вам подарок.
— А, это вы! Очень рад. Входите же, юноша. Вижу, наша неряха-посудомойка все-таки передала ему мое послание.
— Должен сказать, мой патрон не совсем понял, что вы хотели сказать.
Жозеф протянул Фортунату первую открытку. Тот жадно впился в нее взглядом.
— Прелестное создание… Увы, годы не щадят меня, и в своей немощи я более не могу поднять копье! Не мешайте, юноша, я должен сосредоточиться, — приказал Фортунат.
Он преклонил колени перед портретом Людовика XVI, пробормотал короткую молитву и поднялся.
— Мой юный друг, на сердце у меня неспокойно. Обещайте передать вашему патрону то, что я сейчас расскажу, слово в слово.
— Клянусь честью.
— Мне отчаянно не хватает денег. Не осталось ни понюшки табаку, кормят меня прескверно, не выпускают из дома. Я взываю к вам о помощи! Но что еще хуже…
Фортунат порылся в ворохе одежды, сваленной на полу, и извлек оттуда предмет, смутно напомнивший Жозефу орудие пытки.
— Гляньте-ка сюда… Что это, по-вашему?
— Э-э-э… корсет?
— Браво. Безукоризненно сшит, не правда ли? Стягивает талию «в рюмочку». У той, которая его носила, талия была не более пятидесяти сантиметров, я мог обхватить ее руками!
— К чему вы клоните?
— Терпение, мой добрый друг, терпение! Важна каждая деталь. Благодаря этому корсету подчеркивается линия бедер. Потрогайте его. Жесткий, а? Он делает фигуру необыкновенно изящной, поддерживает грудь и… Да вы меня не слушаете!
— Что вы, я весь внимание.
— Повторяю, каждая деталь чрезвычайно важна. Взгляните на вышивку сиреневым шелком — это ее цвет. Ах, сколько раз я подсматривал, как она раздевается! Она прекрасно знала, что я шпионю за ней, чертовка, и гасила свечу, прежде чем снять нижнее белье! А потом к ней приходил мужчина, и я крепко зажимал уши, чтобы не слышать, как они задыхаются в пылу страсти. Глядите, — настаивал Фортунат, суя корсет Жозефу под нос.
— Не вижу ничего необычного.
— Да вот же. Вышитая божья коровка, у нее на спинке семь черных пятнышек. Такая же татуировка с божьей коровкой была у нее на левом плече.