Шрифт:
Пролог
Южная Галлия
72 год
Оставалось не так много времени.
Пожилая женщина потуже затянула на плечах потрепанную шаль. Осень рано
Она позволила себе роскошь глубоко, прерывисто вздохнуть. «Я уже давно не отдыхала. Так давно, давно».
Она знала, что эта работа — ее последнее дело на земле. Воспоминания о прошлом вытянули почти всю жизнь из увядшего тела. Кости налились тяжестью от невысказанной печали и усталости, которая приходит к тем, кто пережил своих близких. Бог дал ей пройти много испытаний, и они оказались жестокими.
Только Фамарь, ее дочь и последний оставшийся в живых ребенок, все еще оставалась с ней. Фамарь была ее благословением, проблеском света в те самые мрачные часы, когда воспоминания, более ужасные, чем ночные кошмары, отказывались уходить. Сейчас ее дочь — единственный человек, который пережил Великое Время, хотя она была всего лишь ребенком, в то время как все они играли свою роль в истории. И все же становится легче, когда рядом тот, кто помнит и понимает.
Остальные ушли. Большинство из них умерли, замученные жестокими пытками. Возможно, некоторые еще были живы, рассеялись по огромному пространству Божьего мира. Вряд ли об этом удастся когда-либо узнать. Много лет прошло с тех пор, как приходили известия от других, но она все равно молилась за них, молилась от рассвета до заката в те дни, когда воспоминания были слишком сильными. Всем сердцем и всей душой женщина желала, чтобы они обрели покой и не страдали.
Да, Фамарь была для нее единственным прибежищем в те смутные времена. Девушка не помнила ужасных подробностей Мрачного Времени, но знала красоту и милосердие людей, которых Бог избрал идти по Его священной тропе. Путь Фамари был путем чистого служения и любви. Преданность девушки, полностью посвятившей себя помощи матери в эти последние дни, поражала.
«Труднее всего для меня сейчас — покинуть мою любимую дочь. Даже теперь, когда смерть приближается ко мне, я не могу приветствовать ее».
И еще…
Женщина выглянула из пещеры, почти четыре десятилетия служившей ее домом. Небо было ясным, когда она подняла к нему свое морщинистое лицо, любуясь красотой звезд. Никогда не перестаешь дивиться Божьему творению. Где-то там, за звездами, души самых любимых ею людей. Сейчас их присутствие ощущалось ближе, чем когда-либо ранее.
Она чувствовала Его.
«Да будет воля Твоя», — прошептали губы в ночное небо. Медленно и осторожно повернувшись, женщина вернулась внутрь. Глубоко вздохнув, она принялась внимательно рассматривать грубый кусок пергамента, щурясь в тусклом свете коптящей масляной лампы.
Стило в непослушных пальцах начало тщательно выцарапывать буквы.
…По прошествии всех этих лет писать об Иуде Искариоте не стало легче, чем это было в те мрачные дни.
Я расскажу историю об Иуде и надеюсь, что сделаю это со всей справедливостью. Он был человеком бескомпромиссным в своих принципах, и те, кто следуют за нами, должны знать это: он не предал их — или нас — за мешок серебра. Он был самым верным из двенадцати. За прошедшие годы у меня было очень много причин для скорби, и все же только Его я оплакиваю больше, чем Иуду.
Многие хотели бы, чтобы я плохо отозвалась об Иуде, заклеймила его как предателя и изменника. Но я не могу написать ничего из этого, ибо слова стали бы ложью прежде, чем мое перо коснулось страницы. Достаточно лжи будет написано о нашем времени, Бог явил мне это. Я не буду прибавлять к ней свою.
Ибо что есть моя цель, как не рассказать всю правду о случившемся?
Аркское Евангелие от Марии Магдалины,
Книга Учеников
Глава 1
Марсель
Сентябрь 1997 года
Марсель в течение многих столетий был прекрасным местом для того, чтобы умереть. Легендарный морской порт поддерживал свою репутацию логова пиратов, контрабандистов и головорезов. Этим статусом он обладал с тех пор, как римляне отбили его у греков еще до жизни Христа.
К концу двадцатого века усилия французского правительства исправить репутацию города, наконец, сделали его достаточно безопасным. И все же убийства не шокировали местных жителей. Насилие прочно укоренилось в их сознании. Рыбаки в кожаных куртках не удивлялись, когда их сети приносили вместо улова неопознанные трупы.
Роже-Бернар Жели не был уроженцем Марселя. Он родился и вырос в предгорьях Пиренеев, в древней общине. Двадцатый век не вторгся в ее древнюю культуру, которая почитала любовь и мир превыше всех земных материй. Однако Жели не отвергал окружающий мир и его ценности; помимо всего, он был вождем для своих людей И, хотя члены общины пребывали в глубоком духовном мире между собой, у них имелись свои враги.
Роже-Бернар любил говорить, что самый яркий свет притягивает к себе самый глубокий мрак.
Он был человеком громадного роста. Те, кто не знал душевную мягкость Роже-Бернара, могли ошибочно посчитать его человеком, которого стоит опасаться. Скорее всего, убийцы его не знали.
Ему следовало предвидеть такое развитие событий. Вряд ли у него получилось бы абсолютно спокойно нести такой бесценный предмет. Разве тысячи его предшественников не погибли во имя спасения этого же сокровища? Но выстрел раздался сзади, и Жели не увидел врага.
Однако на убийстве нападавшие не остановились. Видимо, их было несколько, поскольку внушительный размер и вес жертвы потребовали значительных усилий для исполнения того, что последовало дальше.
К счастью, Роже-Бернар умер прежде, чем начался обряд. Он не видел злорадства убийц, приступивших к своему отвратительному занятию. Их вожак с особым рвением отнесся к выполнению задуманного, распевая свою древнюю молитву ненависти, пока работал.
«Neca eos omnes. Neca eos omnes».
Отделить голову человека от тела — дело грязное и трудное. Оно требует силы, решительности и очень острого инструмента. Те, кто убил Роже-Бернара Жели, обладали всем этим.