Тайна Марии Стюарт
Шрифт:
Кардинал Лотарингский вышел на причал и обнял ее.
– Вы знаете, что мое сердце отправляется с вами, – сказал он. – Не падайте духом среди этих еретиков.
– Как я могу пасть духом, если мне позволено исповедовать мою веру? – спросила она.
Он окинул взглядом галеры.
– Будет лучше, если вы оставите свои драгоценности у меня на хранении вместо того, чтобы плавать вместе с ними в неспокойных водах.
– Я уже оставила большую их часть во Франции у королевы Екатерины, – сказала Мария. – У меня есть только то, что я привезла с собой из Шотландии, «Большой
– Удивительно, что она не потребовала вернуть его, – заметил кардинал.
– Она намекала на это, но я сделала вид, что не услышала. Кроме того, дорогой дядя, если вы доверяете этим кораблям нести мою особу, бесконечно более хрупкую и к тому же смертную, то за драгоценности можно не беспокоиться.
Он рассмеялся:
– Да, несомненно. – Он пристально посмотрел ей в глаза, и его улыбка померкла. – Да хранит вас Бог, – добавил он.
День выдался пасмурным и туманным, не похожим на обычную августовскую погоду. Когда гребцы готовились вывести суда в открытое море для установки парусов, рыбацкая лодка в гавани пошла ко дну, и все, кто находился на борту, утонули.
Пока королевская галера ждала из уважения к погибшим, а пассажиры молча выстроились вдоль поручней, Мария почувствовала внезапный страх.
– Дурное предзнаменование для путешествия, – прошептала она.
Взглянув на берег, она поняла, что оттуда уже не приходится ждать помощи. Когда они покинули гавань, Мария прильнула к перилам и долго смотрела на отдаляющуюся линию побережья. Слезы струились по ее лицу, и она повторяла: «Прощай, Франция, прощай! Боюсь, я больше не увижу тебя». Ее слова заглушал мерный скрип весел и монотонный, меланхоличный свист ветра в оснастке.
Перед отходом ко сну она спросила капитана, может ли он разбудить ее прежде, чем Франция окончательно скроется из виду. Он сделал это холодным ранним утром. И Мария, стоя на палубе, смотрела, как едва заметные очертания французского берега растворяются в жемчужной дымке рассвета.
Королева Шотландии
1561–1568
I
Огромная белая галера бороздила волны, направляясь вдоль побережья Англии традиционным, но опасным путем через Северное море к восточному побережью Шотландии. Суда, не имевшие права на безопасный проход (а французы не могли на это расчитывать), могли быть в любой момент атакованы в проливах Дувра, Ярмута и Линдисфарна вплоть до самой Шотландии и не имели укрытия от непогоды, которая могла застать их на любом участке во время почти тысячекилометрового путешествия.
Качаясь вверх-вниз между гребнями волн, галера продвигалась вперед, не встречая препятствий, и уже через пять суток приблизилась к Шотландии. Туман не рассеивался в течение всего пути, и Мария, стоявшая у поручня и напряженно смотревшая вперед, не видела ничего, кроме белой мглы.
– Шотландия! – произнес Босуэлл, подошедший туда, где стояла группа французов, сопровождавших Марию, которые
– Oui? Где она? – спросил Брантом, настоявший на поездке в Шотландию, чтобы увидеть ее своими глазами.
– Ждет вас за белым занавесом. – Он подошел к Марии и прошептал: – Вот она.
Она кивнула.
– С Божьей помощью мы высадимся в Лейте.
«Было ли так уж трудно найти путь?» – подумала она.
Заметив озадаченное выражение на ее лице, он сказал:
– Суда вашей матери отошли так далеко, что причалили в Файфе, а не в Лейте. Но не бойтесь: теперь французы лучше знают дорогу.
Мрачный тон его голоса заметно контрастировал с улыбкой.
Туман был таким густым, что, несмотря на шум и голоса при приближении к берегу, Мария не могла разглядеть причал. Не было ни пения рожков, ни приветственных кличей – ничего, кроме запаха дегтя, стука канатов и грубых голосов моряков:
– Причаливаем! Вяжи канаты!
Долгие годы Мария представляла, как высадится в Шотландии взрослой королевой, вернувшейся в дом своего детства. Она, разумеется вместе с Франциском, будет стоять на палубе и смотреть на собравшихся членов Совета, ожидающих встречи с ними: шелковые стяги развеваются на ветру, лошади покрыты роскошными попонами, герольды дуют в трубы, толпа ликует… И во главе будет ее мать… Ее мать, которая сейчас лежит в свинцовом гробу на пути во Францию.
Деревянные сходни из грубо обтесанных досок с громким стуком упали на причал.
– Пойдемте. – Босуэлл жестом пригласил ее спускаться.
Мария подобрала юбки, кивнула четырем Мариям и намеренно веселым голосом сказала:
– Давайте же, мы дома!
Они спустились по сходням – пять стройных черно-белых фигур на наклонной плоскости. Из-за густого тумана Марии казалось, что она попала в сон, а не на реальную землю. Она стояла на пристани, запахнувшись в плащ. Как холодно, как тоскливо, а ведь на дворе август! Неужели это шотландское лето?
«Как я выживу здесь?» – мимолетно подумала она.
– Ваше Величество!
Морок рассеялся, и перед ней появился Джеймс Стюарт в сером плаще почти такого же цвета, как окружающий туман.
– Итак, вы вернулись домой, Мария? – спросил он.
– Да, брат! Наконец-то я здесь!
Она подалась вперед, чтобы обнять его, но он отступил на шаг и почтительно поклонился. Из тумана появились две другие фигуры: мужчина знакомой внешности с узким и длинным лицом, напоминавшим лик на иконе, и еще один с неопределенно-приятными чертами лица.
– Джон Эрскин, Ваше Величество, – произнес длиннолицый мужчина.
– Из Инчмахоума, где мы играли вместе, – вспомнила она. – И еще ненадолго встретились во Франции, когда вы приехали со своим отцом… – Она размышляла вслух. – Видеть вас здесь – настоящее возвращение на родину.
Его узкое лицо растянулось в улыбке.
– Я больше не приезжаю в Инчмахоум, – с некоторым сожалением сказал он. – Но вам там будут рады, как всегда.
– Он оставил этот остров вместе с остальными папскими суевериями, – жестко пояснил Джеймс.