Тайна моего мужа

Мориарти Лиана

– Мне тоже.

Сесилия начала погружаться в сон.

Все вернулось на круги своя. Все так, как должно быть. Завтра еще столько дел…

– А что ты сделала с тем письмом?

Ее глаза распахнулись, и она уставилась в темноту прямо перед собой.

– Убрала обратно на чердак. В обувную коробку.

Это была ложь. Настоящее, бесстыдное вранье, слетевшее у нее с языка так же легко, как и невинная ложь об удовлетворении от секса. Письмо лежало в шкафу для документов, в кабинете чуть дальше по коридору.

– Ты

его вскрыла?

В самом его голосе было нечто особенное. Он явно пребывал в полном сознании, но следил за тем, чтобы говорить сонно и безразлично. Она ощущала напряжение, исходящее от его тела, словно электрический ток.

– Нет, – ответила она, постаравшись, чтобы и ее голос прозвучал сонно. – Ты просил не вскрывать, и я не стала.

Обнимающие ее руки как будто чуть расслабились.

– Спасибо. Мне так неловко.

– Не глупи.

Его дыхание замедлилось. Она позволила расслабиться и себе.

Сесилия солгала, чтобы сохранить возможность прочесть письмо, когда и если она решит с ним ознакомиться. Теперь между ними лежала настоящая ложь. Проклятье! А ей просто хотелось забыть о чертовом конверте.

Она так устала. Она подумает об этом завтра.

* * *

Невозможно было сказать, как долго она проспала, прежде чем снова проснулась – в одиночестве. Сесилия сощурилась на часы с цифровым дисплеем, но без очков разглядеть время не удалось.

– Джон Пол? – окликнула она, приподнявшись на локтях.

Из примыкающей к спальне ванной не доносилось ни звука. Обычно после дальних перелетов он спал как убитый.

Зато над головой раздался шум.

Она села, окончательно проснувшись, и ее сердце загрохотало в груди. Мгновенно все стало ясно. Джон Пол залез на чердак. Он никогда там не бывал! Вспомнилось, как крошечные бисеринки пота выступали у него над губами, когда на него накатывал приступ клаустрофобии. Должно быть, ему позарез понадобилось это письмо, если он был готов ради него карабкаться на чердак.

Когда-то он сказал: «Не полезу туда, разве что это будет вопрос жизни и смерти».

Так письмо было вопросом жизни и смерти?

Сесилия не стала мешкать. Поднявшись с постели, она прошла по темному коридору в кабинет. Включила настольную лампу, приоткрыла верхний ящик шкафа с документами и вытащила красно-коричневую папку с пометкой «Завещания».

Потом села в обитое кожей офисное кресло, развернула его к столу и открыла папку в небольшом пятне желтого света от настольной лампы.

Моей жене, Сесилии Фицпатрик.

Вскрыть только в случае моей смерти.

Она выдвинула верхний ящик стола и достала нож для бумаг.

Над ее головой послышались беспокойные шаги, грохот – что-то опрокинулось. Он вел себя как безумец. Да

ведь чтобы вернуться в Австралию к этому времени, он должен был отправиться прямиком в аэропорт сразу после того телефонного разговора с ней!

Ради всего святого, Джон Пол, какого черта вообще происходит?

Одним быстрым решительным движением Сесилия вспорола конверт и вытащила исписанный от руки лист. Еще какой-то миг ее взгляд не мог сосредоточиться. Слова плясали перед глазами.

…нашей новорожденной дочерью Изабель…

…прости, что взваливаю на тебя это бремя…

…подарила мне больше счастья, чем я заслуживал…

Она принудила себя прочесть текст как полагается. Слева направо. Предложение за предложением.

Глава 15

Тесс проснулась внезапно, чувствуя себя непоправимо бодрой. Посмотрела на часы близ кровати и застонала – еще только половина двенадцатого ночи. Она включила лампу у изголовья и откинулась обратно на подушку, уставившись в потолок.

Это была ее старая спальня, но в ней не осталось почти ничего, что напоминало бы о детстве. Стоило Тесс покинуть родительский дом, как мама превратила ее комнату в изящную спальню для гостей с кроватью поистине королевских размеров, соответствующими тумбочками и лампами. Полная противоположность тетушке Мэри, которая благоговейно поддерживала комнату Фелисити точно в том же состоянии, в каком та ее оставила. Комната Фелисити напоминала тщательно оберегаемое место археологических раскопок, и даже плакаты из журнала «ТиВи Вик» по-прежнему висели на стенах.

Лишь потолок в комнате Тесс остался прежним. Она скользнула взглядом вдоль волнистого края белых карнизов. По воскресеньям с утра она часто лежала в постели, глядя в потолок, и беспокоилась о том, что сказала вчера на вечеринке, или чего не сказала, или что ей следовало бы сказать. Тогда вечеринки ее пугали. Они до сих пор ее пугали: отсутствие четкого плана, свободная атмосфера, недоумение, где сесть. Если бы не Фелисити, она ни за что бы на них не ходила, но сестру вечно туда тянуло. Она любила стоять в уголке, тихонько отпуская язвительные замечания в адрес гостей и смеша Тесс.

Фелисити ее просто спасала.

Разве нет?

Накануне вечером они с мамой присели выпить по бокалу бренди и закусить шоколадом. «Именно так я справлялась, когда ушел твой отец, – пояснила Люси. – Это в медицинских целях». И заодно обсудили телефонный звонок Фелисити.

– Вчера вечером, – вспомнила Тесс, – ты угадала, что все дело в ней. Откуда ты знала?

– Фелисити никогда не позволяла тебе иметь что-то только для себя.

– Что? – в ошеломлении, недоверчиво переспросила Тесс. – Неправда.